Замираю, оглядывая стеллажи. Закусываю губу.

—Мне просто было скучно, — ухмыляется Вил и, засунув руки в карманы своих широких штанов, проходит вглубь и по-хозяйски и усаживается на диван. —Вроде неплохо вышло?

Не верю увиденному: Фишер аккуратно расставил по полкам содержимое двух многострадальных коробок со стекляшками. Он вроде как даже разобрал все по категориям, по крайней мере на держателях подвешены правильные вещи.

—Чего удивляешься, Виолетик? Я четыре года не только болванил: уж аппарат для дистилляции от кристаллизатора отличить могу, — читает мои мысли.

Это. Слишком. Подозрительно.

—Меньше всего мне хотелось расставлять старье от Лисицына, но я слишком задолбался об него спотыкаться, — резюмирует.

Я, честно говоря, тоже.

—Что за аттракцион неслыханной щедрости? И что Вы здесь делаете? — вскидываю бровь, все еще рассматривая полки.

—Говорю же, скучно было.

Потрясающие содержательные диалоги Фишер-эдишн.

Рассматриваю его с ног до головы. Человек привел в себя в порядок, это сразу бросается в глаза после стольких дней внешнего бунта, когда он ходил замученный и злой. Наконец-то опрятный и ароматный, заполнил всю подсобку своим селективным парфюмом. Но снова подбитый с раскрасневшейся щекой.

—Вильгельм, Вам нельзя здесь находиться! Спасибо, конечно, за… помощь, но Вам нужно уйти.

—Это вряд ли, — не утруждает себя объяснениями, —Только если ты снова за волосы меня оттаскаешь, — хищно улыбается, но я вижу, что эти понты даются ему особенно сложно.

Складываю руки на груди и смотрю с прищуром: —Вас сегодня совесть и так уже оттаскала. И не только за волосы. Я права?

Вил смотрит в мои глаза, и я вижу, что в них, как кадры мультика, мелькают разные эмоции. Жду, что начнет ерничать в ответ.

—Не то слово,— неожиданно соглашается Вил.

Он садится, уперевшись локтями в колени, и опустив лицо в ладони. Повелитель розового дивана Фишер принимает позу сожалеющего.

—Теперь Макс меня ненавидит,— слышу откуда-то из-под ладоней.

Громко вздыхаю, разделяя его чувства. Кажется, разговор затянется. Вряд ли Фишер совестливый фрукт, но я смею надеяться на остатки сознательности.

Присаживаюсь рядом: —Ненавидит вряд ли. Но то, что Ваш друг глубоко оскорблен — это факт, — отвечаю мягко.

—Я просто идиот.

—А Вы наблюдательный, — не сдерживаюсь.

Мне это мерещится от усталости, или самовлюбленней Фишер сейчас раскаивается? Незаметно щипаю себя, и меня осеняет. Я на секунду выхожу, и возвращаюсь со своей сумкой.

—Это Вам, —протягиваю озадаченному Вилу конверт с его деньгами, которыми он так феерично бросался. Макс принципиально отказался притрагиваться к ним, взяв только положенную за кофе часть.

—Что это?

—Ваше сегодняшнее поведение.

Раздвигает стенки пухлого конверта, заглядывает внутрь, и кивнув, откидывает его на диван. Снова опускает лицо и трет виски.

—Стыдно? — стараюсь звучать не язвительно. —Неприятное чувство, правда?

Косится недовольно. Да-да, ему стыдно.

Когда я увидела Вильгельма в дверях склада, я напряглась и ожидала новых стычек и угроз. Но на удивлении Фишер сегодня больше не игривый лось, который прижимал меня к стеллажам и донимал остротами.

—Мне тоже бывает стыдно, Вилли, но это проходит, если предпринимать правильные действия, — наталкиваю этого ухоженного барана на мысли о примирении.

В ответ снова тишина. Я наблюдаю пантомиму, как он теребит свой кулон, волосы, подушки от дивана. Думает о чем-то очень громко, но не решается сказать вслух.

Смотрю на время. Решаю блефовать.

—Я, пожалуй, пойду. Не буду мешать. Крушить имущество Вы сегодня не собираетесь, так что могу спать спокойно. Только в окно не курите, тут датчики задымления стоят, — объясняю как ни в чем не бывало.

Под внимательным взглядом Фишера направляюсь и выходу, наклоняясь забрать торчащую в стене зарядку для телефона, которую вчера забыла.

Распрямляюсь и практически врезаюсь в широкую грудь Вила, одетую в уютный свитер. В мои системы врывается его запах. Он пахнет кашемиром, теплом своего тела и едва уловимо чем-то мятным.

Мысли начинают бешеными частицами биться в моей опустевшей голове. Игривый лось вернулся? Надо было не поддаваться ему и сразу вызвать охранников!

Смотрит на меня с нечитаемой эмоцией, играя желваками: —Почему ты вернула кулон?

—Говорю же, мне тоже бывает стыдно.

—Макс рассказал, откуда он? — этот вопрос больше звучит, как утверждение.

Киваю, поскольку теперь слова застревают у меня в горле, когда он шагает еще ближе, практически касаясь меня всем телом.

Проклятье! Хотела сблефовать, чтобы разговорить его немого, а теперь мне правда лучше слинять отсюда. Протискиваюсь между Вилом и столом к двери.