Владимир изогнул губы в кривоватой усмешке. Похоже, заклинания Цветкова подействовали-таки. Вон, как бдительность возросла! Как у пионера из «Юных друзей пограничника».

«Пионер – всем ребятам пример…» – протащилась дремотная мысль.

– Ты хоть выспался? – пихнул его в плечо Иннокентий.

– Относительно, – улыбнулся Соколов.

Дугин в своем репертуаре! Нет, чтобы спросить… То ткнет, то пихнет… Хорошо, хоть не локтем!

Разболтанный «Мерседес» вырулил на стоянку возле отеля, сплошь заставленной приземистыми, расплывшимися «Бентли», да солидными «Роллс-Ройсами», и вертлявый, давно не бритый таксист заболботал, протягивая руку загребущую.

Валиев, единственный из компании, кто говорил по-арабски, горячо заспорил с водилой, призывая Аллаха в свидетели, и после бурных прений все ж таки выторговал пару дирхамов.

– Молодец, Марат! – закряхтел Смирнов, выбираясь из такси и одновременно вытаскивая битком набитый чемоданчик. – Так их, леваков!

– А у меня такое впечатление, – заворчал Валиев, отдуваясь, – что он-таки нас надул. Гляньте, морда какая довольная!

Посмеиваясь, Соколов зашагал к стеклянным дверям отеля, откуда наплывала кондиционированная прохлада. Октябрь, а на улице под тридцать!

Уже входя в фойе, подполковник оглянулся. «Мерседес» умчался за новым бакшишем; друзья, пересмеиваясь и переговариваясь, шагали в ногу, отмахивая багажом, а подальности, в зыбкой тени пальм, скромно замер белый «Ситроен».

* * *

Проводив военных медиков глазами, водитель «Ситроена» снял очки и устало отер ладонью удивительно синие глаза. Вытащив из бардачка увесистую «уоки-токи», он заговорил на английском с явным выговором южных штатов:

– «Аладдин» вызывает «Дервиша». Прием…

Рация отозвалась почти сразу, ясно выдав сквозь шипенье помех:

– «Дервиш» на связи.

– Русские заселились.

– О`кей! Мы сейчас же сориентируем наших «друзей». Действуем по плану «А»!

Тот же день, чуть ранее

Ленинград, улица 8-я Красноармейская

«Химичка», чуя близость звонка, торопливо заполняла классный журнал, а Ира Клюева, вздыхая у доски, отчаянно барахталась, «плавая», вернее, «утопая» в теории химического строения.

– Ну-у… – затянула Елена Дмитриевна. – Я слушаю, Ирочка! Я внима-ательно слушаю…

Клюева, теребя фартучек, глядела на доску с несчастным видом приговоренной.

– Последовательную цепь хлорирования метана можно выразить… – забубнила она, отступив к стеклянному вытяжному шкафу. – Можно выразить схемой… – девушка неопределенно повела рукой, охватывая всю доску, исписанную структурными формулами. – Здесь, как видим… Э-э… Как мы видим… Происходит реакция последовательного замещения… э-э… замещения в метане атомов водорода атомами хлора…

Радостно залился звонок, и Клюева просветлела, словно Хома Брут, заслышавший третьих петухов. Сгинь, нечистая сила! Изыди, органическая химия!

– Ира, – твердым голосом сказала учительница, взглядывая на мнущуюся девушку, – вызову на следующем уроке! И не дай бог…

– Я всё выучу, Елена Дмитриевна! – пылко наобещала счастливая Клюева.

– Надеюсь! – дрогнула улыбкой «химичка», подхватывая журнал и стопку лабораторных работ. Гулко ступая по дощатому подиуму, она удалилась в подсобку, а десятый «а» радостно повалил вон, грохоча стульями и клацая замками портфелей по эмалированным раковинам.

– Тащ командир! – заорал Паштет, затягивая «змейку» папки. – А в клуб когда? Ирка уже плачет, до того соскучилась!

Он тут же вжал голову в плечи, заработав добродушный шлепок от Родиной, а я улыбнулся, торжественно провозглашая:

– Сегодня, товарищ комиссар! Собираемся после трех…

– А давайте в пять! – заныла Яся просительно. – А то у меня тренировка в полтретьего!

– И поесть же надо! – озаботился Пашка. – Я, когда голодный… У-у-у… Злой, как собака!

– Сама видела! – захихикала Тома, сияя зеленью глаз. – Идет Ирка на свидание, и косточку несет!

Девичье хихиканье переросло в веселый смех. В дверях меня обогнала Кузя. Прижалась, как бы нечаянно, не вписавшись в узость, и величаво удалилась по коридору, отворачиваясь и пряча довольную улыбку.

Глянув Наташе вслед, я отвел глаза от зовущего колыханья юбки, и сосредоточился на музейном стенде. Запахи краски давно выветрились, а стекло замуровало дух струганного дерева.

Двое растреп в пионерских галстуках сгибались, жадно рассматривая ржавый остов пулемета «Максим» и обтекаемые тельца мин, примявших бумажную «траву». А здорово получилось!