Хотя бы один день.

Всё равно на этих основах мы первый и последний раз за все годы играли с Ивницкой в морской бой. И это, пожалуй, было всё, что требовалось знать о важности и интересности данного предмета.

О чём Гарину я и заявила.

Осталась дома с ним, ибо его день из-за перенесенных переговоров свободным от работы вдруг оказался. Организовался посреди недели общий выходной, в который просыпаться можно было долго и неспешно.

Можно было не открывать глаза, чувствуя дразнящие прикосновения губ к обнаженной коже. И притворяться спящей в ленивое и солнечное утро было так увлекательно, пусть улыбка и вырвавшийся стон безбожно выдавали, но…

— Поехали в аквапарк?

— Куда?!

Глаза от столь экстравагантного предложения распахнулись сами. И на белку с экзофтальмом из «Ледникового периода» я в тот момент была похожа очень.

Точно.

— Ну… — нос, задумчиво морщась, Гарин поскреб каким-то исключительно домашним жестом, который запомнился, вызвал невольную улыбку, — или в цирк. Я, правда, номера с животными терпеть не могу, но там ведь ещё много всего прочего есть. Я фокусников люблю. И гимнастов воздушных.

— Ты? — я, окончательно просыпаясь и садясь в кровати, переспросила недоверчиво.

Подгребла к себе одеяло.

И повыше к шее, игнорируя возмущенный взгляд, натянула.

— Я.

— Да брешешь! — я ляпнула не думая, но искренне.

Слово, далёкое от языка литературного и интеллигентного, вырвалось невольно. Оно прорвалось как напоминание о том детстве, которое мама, печально вздыхая, называла уличным и тяжёлым, а я — лучшим.

Палки-рогатки, фингалы, окрестные хулиганы, что то лучшие друзья, то злейшие враги, и разбитые о щебенку иль асфальт колени.

Мне было что вспомнить.

Или чем удивить.

— Да зуб даю! — Гарин, не моргнув и глазом, выпалил в ответ до невозможного невозмутимо.

Тоже искренне.

Расхохотался.

И к себе, схватив за щиколотку, он потянул, подмял, отбирая одеяло, под себя. И ничего-то спросить-сказать мне больше не дали. И про цирк вспомнилось уже ближе к обеду, когда до кухни мы добрались.

Отыскалась мука и творог, чтобы сырники в приступе редчайшего вдохновения и ещё более редкого желания Алина нажарила. Варил кофе, возникая то с одной, то с другой стороны, Гарин. Он мешал и целовал, распускал, отвлекая, руки. И про цирк, уворачиваясь и марая неидеальный нос мукой, я ему напоминала со смехом.

Только вот… ни в цирк, ни даже в аквапарк мы в тот день так и не попали.

Позвонила Маруся.

— Савка, у меня коллизия жизни! — она, связываясь, как всегда, по видеосвязи, сердитой и волнованной на экране мелькала, кричала. — Я в Москве, рейс отменили, застряла!

— Где?!

— А мне в четыре надо быть в универе и тест писать!

— Стоп, — Гарин, переставая улыбаться и прислоняясь к столу, приказал строго, спросил требовательно и сухо. — Ты как там вообще оказалась?!

— Ну… — Маруся, дёрнув себя за зелёную прядь у лица, с торопливой речи сбилась, — у Витьки днюха вчера была, я не могла пропустить… А если тест не напишу, меня на экзамен по истории зарубежки не пустят! И вообще выпрут, пересдач нет…

— И что ты мне предлагаешь? — Гарин, окончательно теряя всё хорошее настроение, поинтересовался мрачно.

— Ты Яковлева хорошо знаешь, может можно…

— Не можно, — он отрезал хмуро, пояснил скорее мне, чем ей. — Он старый, упрямый и принципиальный чёрт. Не договориться.

— Меня убьют…

— А раньше подумать не могла?

— База на тест есть? — я, отбирая телефон и не давая начать полноценные нотации от старшего брата, спросила деловито.

Прикинула, что идея, в общем-то, безумная и рисковая, но… мне нравится. Уже целых пять минут нравится, и деваться никуда она не хочет.

В конце концов, не первый ведь раз.

— Есть, а чего?

— Скинь, — я, игнорируя взгляд Гарина, приказала в его же манере и ледяном тоне, — гляну. Сколько у вас человек сдает? И кто из преподов следить будет? Ваш или как?

У нас вот большая часть тестов писалась при лаборантах, которые знать нас не знали и в лицо не узнавали.

И проще от этого было.

— Человек п-пятьдесят, наверное, — носом Маруся шмыгнула звучно, пояснила расстроено и не особо понятно, — там все пишут.

— Алина, ты чего задумала? — Гарин нахмурился нехорошо.

А я, пролистав и прочитав первые страницы отправленного документа с ответами, улыбнулась широко:

— Марусь, я могу сходить за тебя.

— Ты? Как?!

— Нет, — Савелий Игнатьевич заявил категорично и грозно, сложил для убедительности руки на груди. — Это невозможно.