Шрифт:
Зачем ты пришёл сюда?
Кто бы мне ответил.
Но символично. У этого фонтана мы с Машей познакомились.
Начало и конец.
В тот день было жаркое лето, Маша сидела на бортике, и брызги воды сверкали в её светлых волосах.
Сегодня это место сковал лютый холод. Оно пустынно, безжизненно, одиноко.
Тёмная бетонная башня по центру огромной круглой чаши смотрится как измождённый старик, уставший от жизни.
Вот так и мы с Машкой. Беззаботно грелись под лучами солнца и даже не заметили, как вокруг всё начало меняться. А потом грянул гром и резко похолодало. И вот сегодня наша семья стала такой же ледяной и безжизненной, как этот фонтан.
Только к нам лето едва ли придёт. Боюсь, в нашей жизни зима сковала всё холодом навсегда.
Бреду назад по аллее. Прямо через дорогу горит огнями гостиница. Ну что ж. Пусть будет она.
Беру себе номер с окнами на площадь с фонтаном.
Выхожу на балкон и ещё долго курю. Периодически поглядываю на упорно молчащий телефон.
Маша, ты ведь позвонишь, если что-то пойдёт не так? Ты обещала.
Мыслями я всё ещё там, с женой и сыном. Вот сейчас малыш должен проснуться. Интересно, Маша найдёт нужную смесь? Бутылочку всегда я наводил, и у нас в шкафчике собралось немало разных упаковок с марками смеси, которая Богданчику не подошла.
Что, если Маша не вспомнит, какую именно нужно? А если ей самой станет плохо? А если…
Миллион этих “если” разрывают голову. Позвонить?
Но они могут спать. Будить тоже не хочется.
И вот я маюсь, не зная, как успокоиться.
Принимаю душ, ложусь в кровать. Но мне всё не так. Матрас слишком мягкий, подушка неудобная. А дома я как-то и на ковре заснул перед кроваткой Богданчика. И мне было охренеть как комфортно.
Глаза слипаются от усталости и недосыпа, но стоит закрыть их, как из глубин сознания поднимается липкий страх за Машку, и ещё более сильный – что я потерял её навсегда.
Не получается смириться с этой мыслью, но от меня больше ничего не зависит. Да, я буду подыхать без них, но обещания своего не нарушу. Если Маша не позовёт – навязываться не стану. Буду помогать, но на расстоянии.
Раз ей так легче, я дам ей эту свободу.
Кое-как проваливаюсь в беспокойный поверхностный сон, уже ближе к утру. Снится какая-то муть, из которой меня выдёргивает назойливый, противный звук.
С трудом разлепляю глаза. И тут же подрываюсь, хватаю в руки разрывающийся вызовом телефон.
Машка!
– Да, – отвечаю хрипло.
– Свят! – рыдает она. На заднем фоне истошно орёт сын. – Богданчику плохо. Я не могу его успокоить. У него температура высокая. Я боюсь. Что делать?
– Чёрт! Меня жди! Я сейчас буду!
Глава 32.
Домой лечу, как подорванный. Бегом. Попробовал вызвать такси, но в пять утра рядом со мной не было машин, а ждать даже двадцать-тридцать минут я не мог.
Влетаю в квартиру, тут истерика продолжается. Кое-как перевожу дыхание, скидываю куртку и спешу в детскую. Машка бледная, как стена, губы дрожат, прижимает орущего Богдана, и сама покачивается из стороны в сторону, как сомнамбула.
– Маш, – окликаю её.
– Свят! – оборачивается. В глазах паника. – Свят, с ним что-то не так! – всхлипывает, пытается встать, её опасно покачивает.
– Тихо. Сиди. Я сейчас.
Иду в ванную, спешно мою руки. Педиатр отлично вбил мне в голову, что с грязными руками к младенцу прикасаться нельзя.
Скидываю свитер, надеваю чистую футболку и лечу к сыну. Он уже, как мне кажется, немного тише кричит.
– Иди ко мне, мой маленький, – подхватываю его на руки. – Ну чего ты так шумишь, зачем мамочку напугал.
Прижимаюсь губами к лобику сына. Да, горячий. Лицо красное от криков или от температуры. Не хватало нам ещё подцепить какую-нибудь заразу.
– Тише, тише, мой хороший, – хожу с ним по комнате, покачивая.
– Тридцать восемь почти, – всхлипывает Машка.
– Тихо, без паники. У маленьких температура может подниматься иногда. Мне педиатр рассказывала. Возможно, ему жарко, давай разденем.
Укладываю сына на пеленальный столик, снимаю с него ползунки, кофточку. Ага, животик точно вздут. Прикасаюсь, медленно поглаживаю, Богдан настороженно затихает и теперь уже только рвано всхлипывает.
На столике стоит бутылочка с недоеденной смесью.
– Маш, а ты смесь какую наводила? Из голубой банки?
– Нет. Из жёлтой, – тихо шепчет она.
– Ну вот тебе и ответ. Эта смесь Богдану не подходит. У него от неё животик пучит.
– Я ему давала капли от животика, не помогло. И массаж я ему делала, и чего только не делала, – всхлипывает опять. – Я ужасная мать. Ничего не могу, – отчаянно закрывает лицо руками.
Такая она сейчас нежная, ранимая. Поцеловать бы её, залюбить и успокоить. Но… в нашей реальности это недоступно.