Сказать, что меня это разорвало – ничего не сказать. Потерять Машку – это мой самый большой страх. Она уже давно стала для меня настолько родной и близкой, что без неё, мне казалось, у меня у самого сердце остановится. Зачем ему стучать без его половинки? Правильно. Незачем.

Я и так с неё пылинки сдувал, а теперь основная угроза поселилась у неё внутри. И самое паршивое, что сделать я уже ничего не мог. Прерывать беременность она категорически отказалась, ведь срок был уже приличный.

И так уж вышло, что рвало меня на части от желания спасти жену, а в итоге я совершил то, что погубило нас окончательно.

Да, это случилось в тот самый вечер, когда я узнал о беременности Маши. Мы поругались, но на самом деле я не смог высказать и десятой доли того, что меня убивало. Как на неё орать, если от любого волнения ей становится хуже? В итоге я проглотил большую часть своих разрушающих эмоций и просто сбежал, чтобы утопить их в стакане.

Поехал к другу. Как назло, в тот момент Гордея в городе не было. Он был в очередной командировке. А вот жена его была дома. И она предложила мне залить горе в баре.

Если бы тогда я знал, что это за змея, я бы её придушил собственными руками, но… Я повёлся.

А эта тварь действительно помогла мне расслабиться. Нет, я тоже хорош, не спорю. В какой-то момент отпустил тормоза и выпил лишнего. А потом я уже и вспомнить не могу, как в моём вискаре оказалась какая-то сильнодействующая дрянь, которая окончательно расплавила мозги. Ну а дальше всё как на карусели. Какой-то дикий кураж, и бабы эти развязные я даже не помню, откуда взялись. И как-то мы с ними оказались в приват-комнате…

В памяти не осталось ни их лиц, ни имён. Мною правили животные инстинкты, похоть, и желание слить агрессию, которая меня просто распирала.

Слил, блять! Очнулся у Наташки в квартире с дикой головной болью. И она рядом голая лежала. Но с ней я точно секса не помню. Хотя… ручаться на сто процентов не могу. Теперь-то я знаю, какая она на самом деле оторва без принципов и морали.

И вот с того дня начался мой персональный ад, который сейчас достиг своего апогея.

Осознание, что я натворил той ночью, пришло постепенно. Мозги после загульной ночи заработали не сразу. Обрывочные воспоминания не позволяли составить полную картину. И вот тут “помогла” Наташка. Показала мне то самое видео, от которого у меня волосы зашевелились.

– Ты зачем сняла это, идиотка! – набросился на неё.

– Ну чего ты завёлся, успокойся. Поржали и все. Прикольно же.

– Удали! Немедленно! И если это всплывёт где-то, я тебя урою!

– Ой, не пыли, уже удалила!

Конечно, эта тварь соврала. Но самое паршивое, что она нашла моё слабое место. Поняла, что я прихожу в ужас от одной только мысли, что Маша может увидеть эту грязь.

И пользовалась потом этим так, как хотела, делая меня марионеткой её больных игр.

С Машей мы помирились. Нет, я не принял её беременность, но решил делать всё, чтобы её защитить.

Я продолжал вариться в своих диких страхах за Машкино здоровье, и балансировать на грани, выполняя Наташкины капризы.

Шли месяцы, животик у Маши рос, а вместе с ним рос и мой страх. Я никак не мог осознать, что жена носит моего ребёнка. Её беременность чётко ассоциировалась у меня с опасностью. И совесть сжигала. Ещё и перед другом.

Я чувствовал себя преступником, который, совершив одно преступление, продолжал совершать их снова и снова, заметая следы, но в итоге только ещё больше запутываясь в своём вранье. Это как спрут, который душит с каждым днём всё больше.

И теперь я на самом дне. Знаю, Машка не простит. Да я и сам себя простить не могу. Наверное, я мог бы сказать, что мне стало легче, когда всё открылось, если бы не одно “но”. Машкино сердце.

Теперь я совсем не могу ни есть, ни спать. Каждую секунду мне кажется, что вот сейчас её сердце совершит последний удар и остановится.

Мне снятся кошмары, где я снова держу в руках её бездыханное тело.

И агонии этой теперь нет ни конца, ни края.

Из Машкиной палаты выходит Гордей. Бросаюсь к нему.

– Как она? – выдавливаю хрипло.

– Дела у Маши не слишком хорошо, ну а что ты хотел после твоих закидонов, – смотрит волком Гордей. – Развода хочет. Готов?

– Что? – получаю очередной удар под дых. – Это она сказала?

Я, конечно, понимал, что измену Машка не простит, но всё же была у меня слабая надежда, что она не будет рубить сплеча, и даст хоть какой-то шанс искупить вину. Но… это же Машка! Идеалистка во всём. И эта черта в ней мне тоже раньше нравилась, а сейчас… А сейчас уже терять нечего.