Костя откинулся на стуле, закрыв глаза и запрокинув голову.

Раньше, в такие минуты, если Лена была дома, она обязательно подходила к нему и обнимала. Напоминая, что в данной ситуации прав именно он.

Иногда так важно просто услышать, что ты прав. И что, действительно, тебя «обидели» несправедливо. Хотя, наверно слово «обидеть» здесь нужно употребить в прямом смысле. Чем же эта обида отличается от той, что мы испытывали в детстве?

Всё то же обжигающее чувство несправедливости.

На самом деле? Лена была хорошим человеком. Была и остаётся.

Всегда добра и приветлива. Помогала, поддерживала, если это было необходимо. Да, иногда случались неприятности, когда приходилось сначала упрашивать её проявить поддержку, а она дулась на какую-нибудь мелочь. И всё же, стоило до неё достучаться, и она проявляла самые тёплые чувства.

Лена искренняя. Наверно потому, что она была и остается ребёнком, а дети всегда и искренни в своих эмоциях.

Она умела заботиться как никто другой. Хотя нет, обманывают. Она заботилась точно также, как моя мама. Пусть моя мать и была строгой.

Лена же, мне кажется, в своей «строгости», скорее проявляла, характерную ей, детскую натуру. Возможно, я принял одно за другое, и в этом ошибся.

И несмотря ни на что, как же сейчас не хватает её помощи!

Она умела меня успокаивать.

И почему я о ней говорю в прошедшем времени? Со мной или без меня, но она продолжает жить. Может, потому, что нынешняя Лена — уже не та, что я знал ещё месяц назад?

Ну что, Костя, ты сам её такой сделал. На этот раз уж точно, именно ты…

Я почувствовал голод. Совсем обычный для человека. Раньше много мне не нужно было думать, но теперь приходится вспоминать, как сделать совершенно простое, чего я очень не хотел бы делать.

А в моём состоянии, чувствую, что даже самые примитивные задачи, как быт, могут оказаться непосильной ношей.

В последнее время я плохо сплю. Хотя и ложусь пораньше, чтобы исправить режим, не могу уснуть часто до трёх или четырёх часов утра.

И встаю я тоже рано. Зачастую, без будильника. Просто, стоит какому-то соседу кашлянуть, или пройти за окном.

Я обманываю себя тем, что мне нужно закончить проекты как можно скорее, пытаюсь погрузиться в работу. Если не в свою собственную, то в изучении своих конкурентов или наставников.

Это помогает, но лишь на короткое время. Однако это более приемлемо, если можно так сказать, зависимость, нежели алкоголь или сигареты, к которым я пытался прибегнуть, однако понял, что в моём возрасте это уже далеко не тоже самое, что было раньше. И ведёт к ещё большим последствиям.

Так, почему я скучаю по Лене, хотя в тоже время так её не ненавидел? Я любил её безумно, и сейчас люблю.

Но мне кажется, если я говорю о том, что люблю Лену, я всегда вспоминаю только самые приятные и светлые моменты с ней. Именно те, когда она являлась той, кто мне был нужен. Если же я снова вспоминаю её капризность, её несамостоятельность, и чрезмерную стеснительность в моментах, когда это лишь мешает, я испытываю к ней, не скажу, что гнев, однако это крайне неприятное чувство…

Наверно так я боюсь сказать, что в эти моменты я её не люблю. Тогда, почему так происходит, что какую-то часть в человеке мы любим, а какую-то отвергаем? И где же та «безусловная любовь»? Существуют ли?

И если да, то покажите мне человека, способного её испытывать по отношению к абсолютно всем.

В то же время я задаюсь вопросом: плохо ли то что мы какую-то часть в другом человеке не принимаем? Что было бы если бы все мы старались принять целиком людей, причиняющих другим страдания? А если они делают это намеренно?

Возможно, наше отвержение неприемлемой части может подвинуть другого человека на изменение? Конечно, если он на них способен.

Если бы я чаще говорил Лене о том, что не люблю, когда она строит из себя обиженную принцессу, может быть она бы это исправила? А если бы она часто говорила мне о том, что ей во мне не нравится? Хотя…

Если вспомнить, она всегда это делала. Помогло ли мне измениться? Наверное, я и не думал, что это необходимо. Какой отец будет меняться если, его ребёнок укажет на его изъяны? «Отец же прошёл более длинный путь в жизни, он знает намного больше, чем ребёнок!».

Кажется, я относился к Лене абсолютно также, как этот гипотетический отец к своему ребёнку, и она ко мне так же. Оба мы всегда «знали, как лучше», и пытались научить друг друга. Зачастую насильно. Тому, как мы считали лучше.

Что в итоге? Кому из нас сейчас стало хорошо?