В то время как Михаил деятельно готовился покинуть Москву, бедолага Виктор Сальников в тяжелом состоянии метался на койке в тюремном госпитале. В лагере с наркотой было туго, и он очень страдал. В колонии царили законы уголовных авторитетов, но урки не трогали инвалида-афганца, даже иной раз опекали. Однако наркотики стоили больших денег, а их у Виктора не было.

– Боюсь, недолго протяну!
– шептал он про себя, когда стало немного полегче.
– И поделом мне, никчемная моя жизнь... Но Мишка-то за что страдает?

Сало вспоминал друга детства, и его небритое лицо светлело. Сколько радости доставило ему неожиданное письмо! Как луч света среди сплошного мрака. "Его-то за что жизнь бьет?
– возмущался он несправедливостью судьбы.
– Столько пережить, вырваться из неволи - и теперь снова мучиться?!"

Понимал он состояние друга, но согласиться с ним не мог. "Мишка не прав!
– бормотал он.
– Света не виновата ни в чем! Столько лет ждала, растила сына, когда мы все тут его хоронили. Нет, нужно открыть ему глаза. Она - хороший человек, каких мало. Он еще пожалеет".

В конце концов принял Виктор решение, собрался с силами, достал карандаш, бумагу и принялся за письмо.

"Здравствуй, Мишка!
– выводил он неровным почерком.
– Пишу сразу же, как получил твой сигнал с того света.

Я чуть не рехнулся от радости - ведь мы тебя давно похоронили.

Теперь будешь жить до ста лет, это уж точно! За всех нас - тех, кто вернулись горе мыкать, и тех, кто остались лежать в земле!
– Он передохнул, шмыгнул носом и, помусолив карандаш, продолжал писать.
– Только жаль, что ты несправедлив к Светлане. Она не просто баба, а человек с большой буквы! Видел бы ты, как она твою мать обихаживала, как Ольга Матвеевна ее любила! А что сына тебе родила, аборта делать не стала - это пустяки? Ну не дождалась, трудно было одной. Но ведь тянула, пока была надежда! Лучше бы ты с ней разобрался - ради сына. Вот мой совет! А обо мне не беспокойся, ты мне помочь ничем не можешь. Не теряй время на жалобы! Я сам себя казню за то, что сделал. Уж больно сильно двинул его костылем. Хоть и сволочь, но все же свой, русский человек.

Об одном лишь прошу - пиши почаще, если сможешь. Рассказывай мне, какая у тебя жизнь будет в Сибири. Для меня это единственная радость.

Твой друг Виктор".

Закончив такой большой труд, Сало полежал, отдыхая, и позвал санитара из заключенных, который относился к нему с сочувствием.

– Слушай, друг, отправь это письмо так, чтобы дошло, - мой кореш из афганского плена вернулся. Понимаешь, какое чудо? Спустя столько лет после войны! Сделай доброе дело - на том свете зачтется.

– Невероятно! Кто бы другой сказал - не поверил!
– изумился медбрат и пообещал: - Не боись! Отправлю чин чином.

Письмо Сальникова он отправил без задержки, не пожалев конверта и марки, но Михаил его так и не прочитал. В тот день, когда оно пришло, занимался отправкой багажа в За-падносибирск малой скоростью. Домой забежал только перед отъездом на аэровокзал - забрать чемодан и опечатать комнату. Убегая утром по делам, проверил содержимое почтового ящика и потом уже в него не заглядывал.

Письмо Виктора доставили в полдень, и оно пролежало в ожидании адресата еще несколько месяцев, пока не сгорело в огне вместе с домом и всем оставшимся имуществом Михаила. Какие-то бомжи, ночевавшие на чердаке, устроили пожар и превратили старую московскую двухэтажку в пылающий костер. Деревянные перекрытия горели, как сухие дрова, и к прибытию пожарных от дома остались лишь кирпичные стены.

Но Михаил тогда еще этого знать не мог; его мучила другая проблема. Расхаживая по залу аэропорта в ожидании регистрации, он никак не мог преодолеть страстного желания проститься со Светланой, позвонить... Сердце разрывалось от тоски, душа страдала. До боли хотелось еще раз, напоследок, услышать ее голос. Что-то подсказывало - не все потеряно, между ними сохранилась живая нить... Но ожесточило его пережитое разочарование, сознание краха многолетних надежд; он подавил свои чувства и укротил свой порыв. "Нет, все кончено! Пусть живут своей семьей!
– сказал он себе с мрачной решимостью.
– Разбитый вдребезги кувшин не склеишь. Начну новую жизнь!"

Видно, сама судьба предрешила, чтобы вернувшийся после долгих лет страданий на чужбине урожденный князь Михаил Юсупов не узнал о том, что у него есть сын и их древний род продолжается.

Глава 25

ГРИМАСЫ СУДЬБЫ

В гостиной своей парижской квартиры Надежда, сидя в мягком кресле и потягивая через соломинку джин с тоником, смотрела по телевизору веселое шоу, когда вошел разъяренный Олег.

– Ну вот и рухнула моя карьера! Теперь наверняка загонят в какую-нибудь Кытманду!
– с горечью выпалил он, тяжело опускаясь в стоящее рядом кресло.

– Как же ты и твой вонючий кобель допустили, чтобы вас застукала его квочка? Совсем потеряли голову? Ведь и ему в их "конторе" теперь врежут по первое число! Тоже мне Штирлиц!

– Полегче в выражениях, он - не тебе чета!
– не отрываясь от телевизора, презрительно бросила Надя.
– Такой мужик не пропадет. А тебе самое место в этом Кытманду. Чего ты стоишь без своего покойного дядюшки?

– А ты-то чего стоишь?
– не остался в долгу Олег.
– Даже этого невзрачного атташе от жены отбить не смогла. Он сразу от тебя отказался, покаялся...