"Ну что ж, мы это скоро выясним", - тревожно подумала Вера Петровна: она не сказала дочери о своем письме - зачем зря волновать.

– Не верится мне все же, что Миша решил из-за обиды на тебя отказаться от сына, не такой он человек. Да и ты сама это знаешь. Здесь что-то не так, доченька.

Глубоко задумавшись, каждая о своем, а по всей вероятности, об одном и том же, мать и дочь молча занялись мытьем посуды.

Поздно вечером, когда все разъехались и хозяева улеглись спать, Степан Алексеевич, обнимая жену, спросил:

– Похоже, Веруся, отношения у Светы с Марком все же наладились?

– Дай-то Бог, Степа! Но я сомневаюсь... Знаю нашу дочь. Даже, если Марик перестанет требовать, чтобы Света родила ему ребенка, у нее к нему ничего не переменится...
– грустно вздохнула.
– Любовь к Мише у нее на всю жизнь. Да и Петенька напоминает ей о нем...

– Да уж, от этого никуда не деться. Но мальчику нужен отец. Света не может воспитывать его одна. Рядом с ним должен быть мужчина, и лучше пусть будет им Марк...

Вера Петровна ласково прижалась к мужу, прошептала:

– А в нашей семье уже есть замечательный мужчина... Петенька к тебе так и льнет!

– Дедушка это все же не отец, - ответил он ей, крепко обнимая и целуя.
– Да и со мной он только на даче.

Словно угадав, о чем думает жена, Степан Алексеевич ослабил объятия.

– Как ты думаешь, почему Михаил совершенно не интересуется сыном? задумчиво спросил, явно осуждая поведение отца Пети.
– Неужели он так сильно обижен на Свету, что перенес свой гнев и на ребенка?

– Для меня самой, Степочка, это - загадка. Я же знаю Мишу. Он порядочный и благородный - так воспитан. Не верится, что мог бросить своего ребенка.

– Тогда как же это объяснить? Неужели война и плен сделали его другим человеком?

– Не думаю, - отрицательно покачала головой Вера Петровна.
– Скорее всего он не знает, что у него есть сын. Это, Степочка, больше похоже на правду.

– Вот какие с нами творятся чудеса... Хоть и по-другому, но все повторяется, - грустно произнес он, имея в виду их собственную историю.

Вера Петровна посмотрела на мужа долгим взглядом и спросила:

– А ты, Степа, если б узнал про Свету, сразу примчался бы?

– Ну конечно же! А ты в этом сомневаешься? Знаешь что, Веруся?
– он решительно приподнялся.
– Надо сообщить Михаилу о сыне. И думать здесь нечего! Тебе известно, где он находится?

– Знаю, что он сейчас в Западносибирске - в Союзе афганцев работает. Мне адрес его соседка дала. Я ведь, Степочка, ему уже написала, призналась она, улыбаясь.
– Тайком от Светы...

– Ах ты умница! Золотое у тебя сердечко, Веруся! Как я тебя люблю, моя сладенькая...

Влекомый нежным чувством, Степан Алесеевич обнял и поцеловал жену, начиная любовную игру, - их взаимная страсть с годами не ослабла.

Светлана навела в квартире порядок, плотно покушала-перед вечерним спектаклем и собиралась уже уходить, когда раздался звонок в дверь. С тех пор как дом из управления ЦК был передан в муниципальное ведение, вахтеры в подъезде не дежурили и приходилось опасаться всякого. Посмотрев в "глазок" и увидев на площадке бородатого незнакомца весьма подозрительного вида, она лишь приоткрыла входную дверь, оставив на цепочке.

– Что вам здесь надо? Вы к кому?
– И приготовилась снова мгновенно захлопнуть дверь.

– Света, ты меня не узнаешь?
– обиженно произнес лохматый незнакомец; потом, видимо, понял, в чем дело, и смущенно пробубнил: - Хотя и вправду моего вида можно испугаться. Это же я, Виктор Сальников! Помнишь такого?

– Боже мой! Витек?!
– всплеснула она руками, позабыв снять цепочку. Где же ты так долго пропадал?
– И спохватилась: - Ой, прости меня, сейчас открою!
– И скомандовала: - Проходи на кухню!

Смущаясь своего неряшливого вида, он вошел в сияющую чистотой квартиру.

– Я тебя быстренько покормлю, Витек, у меня все еще горячее. Ты извини меня за спешку - тороплюсь на вечерний спектакль, но полчасика еще есть. Светлана усадила Виктора за стол и присела напротив.
– Отметим встречу, когда приедет Марик: его в городе нет, на гастролях. Ну расскажи хоть, где пропадал?

– А тебе Марик что, ничего обо мне так и не говорил?
– с недоумевающим видом воззрился на нее Виктор, продолжая жевать: он был голоден и рассчитывал поужинать.