— Здесь замечательно!

— Но разве в таких местах бывает иначе?

–

Макс вздыхает и со снисходительной улыбкой машет головой.

— Тебя тяжело удивить, не так ли?

Я ничего не отвечаю.

Ему не нужно делать ничего, чтобы меня удивить. Я удивлена уже одним фактом, что он проводит время со мной, а не со своей упругозадой или с какой-нибудь другой подругой.

— Пойдем, я кое-что покажу.

Все как-то само собой складывается. И это ужасно странно. Вот в моей голове расцветали пышным цветом десятки тревожных мыслей. И вот босая я рядом с таким же босым мистером боссом и смотрю на теперь уже цветущее голубым свечением море.

Мы ничего не говорим. Я ничего не говорю.

Это так красиво, что не хватит никаких слов. Я бросаю туфли на песок, сажусь рядом с ними и обхватив колени продолжаю смотреть на синее свечение, усиливающееся от катающихся взад-вперед волн.

Слева от меня раздается звук падения еще одной пары обуви, а затем ее владелец опускается на песок рядом со мной. Это как кадр из “Достучаться до небес”. Только сейчас темно и, надеюсь, никто из нас не умрет.

Внезапно что-то осознав, я оглядываюсь по сторонам. Рядом нет ни души, что странно для таких мест. Только в кино все самые красивые места пустуют в ожидании главных героев. В жизни возле Эйфелевой башни некуда яблоку упасть, на смотровой площадке Эмпайр-стейт-билдинг нужно ждать по 20 минут прежде, чем один из туристских биноклей освободился, а в Мертвое море медленно окунаются десятки стариков.

— Почему здесь никого нет?

— А?

Словно выйдя из глубоких размышлений, Макс поворачивается ко мне.

— А, это закрытый пляж. После фуршета здесь будут запускать фейерверк.

— Кошмар.

— Почему?

— Ненавижу фейерверки.

Макс внимательно смотрит на меня секунду, а потом спрашивает:

— А что ты любишь?

— В смысле?

— Ну…

Он задумчиво поднимает глаза к небу перед тем, как сказать:

— Давай сыграем в игру?

— Что за игра?

Только не говори правда или действие. Я застрелюсь, если он это скажет.

— Поочереди будем говорить, что мы ненавидим и любим. Например, я ненавижу запах метро, а люблю просыпаться под звуки дождя. Твоя очередь! Ты ненавидишь фейерверки, а любишь…

Макс замолкает с вопросительно ожидающим выражением лица. Сначала я молчу. Пытаюсь переварить все, что он сказал и не сильно концентрироваться на мысли, почему он это делает.

— Ладно.

Будь что будет. Мне хочется с ним говорить и играть в глупые игры. Со мной ничего не случится, если я сделаю это сейчас. Я вздыхаю и говорю:

— Я люблю запах свежих газет.

Макс довольно улыбается. Эта улыбка ощущается примерно так же, как похвала от любимого учителя в школе.

— Отлично. Продолжим?

— Да, ладно.

— Итак, я ненавижу сладкие духи у женщин. И люблю…

Он задумывается, а потом переводит на меня серьезный взгляд.

— Вообще-то, я люблю тот аромат, которым пользуешься ты.

И вот оно. Вот так ощущается остановка сердца. Именно так, как сейчас чувствую я.

Мистер Макс усмехается. Наверное, мое лицо сейчас похоже на батат, вытянутое и красное.

— Все в порядке?

Я проглатываю свое смущение и отворачиваюсь к морю. Словно разочаровавшись, Макс тихо вздыхает и тоже отворачивается.

Что я делаю? Что мы делаем?

Я снова не могу остановить собственные мысли. Мне приходится приложить максимум усилий, чтобы решиться на более или менее прямой разговор. С такими же усилиями бодибилдеры делают жим лежа с семидесятикилограммовой штангой.

— Зачем мы здесь?

— В каком смысле?

— В прямом. Твоя…

Я не хочу это говорить, но скажу.

— …там твоя Марта и куча важных и полезных людей, а ты приводишь меня сюда, чтобы посмотреть на планктон и сыграть в глупую игру?

— Глупую?

Я вздыхаю, устало закидываю голову назад и падаю на песок.

Я чувствую себя такой потерянной.

Какое-то время я смотрю на небо. Несмотря на светящийся город здесь видно столько звезд, сколько я, наверное, не видела за всю жизнь. Мое поле зрения заполнено только этим небом. Вселенной над нами. Чем-то далеким и неведомом. Большое пространство с неизвестными процессами, смыслами…по сравнению со всем этим мы ничто.

Я думаю об этом то ли стараясь убежать от мыслей о Максе, то ли потому, что это действительно волнует меня гораздо сильнее.

Нет, это не так. Все, что меня волнует, сейчас сидит рядом.

Внезапно надо мной нависает он. Заключив меня в тюрьму из опершихся с обеих сторон от меня рук, Макс смотрит мне в глаза. Его лицо, затмившее собой целую вселенную, вызывает во мне столько же сильных и противоречивых чувств, сколько звезд на небе над нами.

Мы смотрим друг другу в глаза. Он в мои, я в его, он — в мои…я — в его…