Казалось, ничего не изменилось. Все тот же путь из кухни в столовую с подносом в руках, стараясь не расплескать чай или кофе, которые последними занимали свое место на буфете с едой. И все же все было по-другому.

Сегодня Лена с каким-то особым чувством шагнула в столовую, зная, что вот-вот увидит Рихарда. Впервые после того момента, как они расстались вчера ночью. Им не довелось долго побыть вместе. Старинный маятник в гостиной неумолимо отсчитывал ход времени, показывая, что Лене остается на сон всего четыре часа. Поэтому Рихард настоял на том, чтобы помочь Лене с уборкой посуды и даже вытирал хрусталь полотенцем, после того как Лена споласкивала его в теплой воде. Это было так по-домашнему, думала Лена. Она даже боялась говорить, чтобы ненароком не разрушить ее маленькое мимолетное счастье. Пусть завтра все может измениться, но те часы, проведенные вместе с Рихардом, для нее станут самыми приятными за все время, проведенное в Розенбурге.

Говорил в основном Рихард и в основном на совершенно нейтральные темы. Он рассказывал, как обычно встречали Рождество в Розенбурге, и как он особенно любил этот праздник, хотя ранние подъемы в церковь ненавидел, будучи ребенком, и откровенно спал во время службы под тихое пение гимнов. Рихард стоял за ее спиной, и Лена могла видеть его отражение только в темноте окна кухни, чем частенько пользовалась, любуясь им украдкой. Его сильными руками под завернутыми рукавами свитера. Разворотом плеч. Улыбкой, с которой он говорил о Рождестве. Ей нравилось смотреть на него и слышать его голос. Но все равно где-то в глубине разума словно маленький червячок засела мысль о том, что это всего лишь мгновение, что это нереально и определенно не должно быть.

А после того, как они закончили с мытьем посуды и расставили посуду в буфетах в хозяйской половине, а тонкий фарфор убрали в деревянные ящики до следующего приема, Рихард вызвался проводить Лену. Очарование вечером рассеялось при первых же словах Рихарда, среди которых мелькнуло слово «спальня». С каждый шагом нервозность Лены только усиливалась. Рихард шел следом за ней по узкой лестнице, едва не задевая плечами стены, и как никогда Лена ощущала его присутствие рядом. Почему-то пришло на ум, что он мужчина, сильный и крепкий. Как Клаус, которому приглянулась Катя, и который так стремился получить желаемое любой ценой. И она снова начала бояться его, сжимая все сильнее его подарок, который несла в руках. Вспомнила, как неожиданно на нее напал в темном коридоре Ротбауэр, когда она совсем не ожидала этого.

Рихард остановился у начала лестницы. Не пошел за Леной следом до двери ее комнаты, как она обнаружила, обернувшись на него удивленная.

— Счастливого Рождества, Ленхен, — произнес Рихард в тишине ночи. Ей бы очень хотелось увидеть его лицо в этот момент, потому что помимо привычной уже нежности в его голосе прозвучали какие-то странные нотки. Но в коридоре было темно, и она видела его светлым пятном и только.

Лена не стала поправлять его, что для нее это не праздник вовсе, а только проговорила тихо в ответ:

— Счастливого Рождества, господин Рихард.

Все правильно, убеждала Лена себя позднее. Ее оговорка в обращении — только к лучшему. Это был изумительный вечер, но что их может ждать дальше? Ровным счетом ничего. Потому все должно остаться только воспоминанием.

Но как скажите на милость это должно произойти, если лишь при одном взгляде на Рихарда следующим утром за завтраком у Лены вдруг затряслись руки, и бешено забилось сердце? Ей казалось, что все заметят ее волнение и румянец, когда кровь мигом прилила к лицу, как только они встретились глазами при первом же ее шаге в комнату. Потому она опустила взгляд в пол и так и обслуживала хозяев и гостей Розенбурга, не поднимая глаз.

К ее счастью, к завтраку спустились не все — штурмбаннфюрер Йозел и его супруга предпочли завтракать в своей комнате, а русская подруга Мисси и ее кавалер вообще отказались от еды. Они очень торопились успеть на поезд, чтобы уже ночью быть в Берлине. Уезжали и остальные — у товарища Рихарда заканчивался отпуск, и ему предстояло вернуться в Крым. За Шенбергами должен быть заехать знакомый, чтобы отвезти их в замок в Саксонии. Лена подслушала обо всем, пока разливала кофе в фарфоровые чашки, с удовольствием отмечая про себя малочисленность гостей, которые останутся в Розенбурге.

— А вы, Мисси? — обратилась баронесса к немке, которая словно по привычке заняла место за завтраком рядом с Рихардом. Хотя за столом было немало пустых стульев, с каким-то странным раздражением отметила Лена.

— Мои родители уехали в Оберзальцберг на праздники, — ответила Мисси. — Поэтому мы с Магдой можем задержаться в Розенбурге почти до самого Нового года.

— Будем рады оказать вам гостеприимство! — с улыбкой заверила ее баронесса.

— Ваши родители в Оберзальцберге? — чуть удивленно переспросил Шенберг.

— Да, — скромно улыбнулась Мисси в ответ. — Они получили приглашение на прием в Бергхоф [34] и решили все рождественские праздники провести в Альпах.

— О, и вы предпочли приему у фюрера наше скромное празднование Рождества?! — воскликнула баронесса растроганно и бросила в сторону сына говорящий взгляд. А потом потянулась к Мисси и коснулась ее руки благодарственным жестом.

— Я не люблю официоз, если говорить откровенно, — ответила девушка. — Для меня нет ничего лучше домашних торжеств.