Шрифт:
— Я не смогу… здесь нет зеркала… — растерянно произнесла Лена, удивляясь до глубины души этим словам. Она ждала чего угодно, но только не этого.
Рихард поманил ее за собой, на это раз первым уходя за ворота, где на обочине дороги, возле кустов дикорастущей акации стоял его черный «опель». Он сел в автомобиль и развернул зеркало в сторону Лены, которой приказал знаком занять место пассажира. Пока она пыталась суетливо заколоть боковые пряди в прическу, приподнимая их надо лбом, Рихард ходил возле машины и курил, затягиваясь глубоко всякий раз. Лена уже знала, что это означает, что он либо волнуется, либо пытается унять свою злость, и не могла не тревожиться, не понимая, что происходит сейчас. А спросить Рихарда она отчего-то боялась. Видела резкость его движений, видела, как ходит желвак на щеке, и бьется бледно-голубая жилка на шее. Внутри спокойного на вид немца бушевал настоящий шторм эмоций, и Лене хотелось как можно дольше не столкнуться с этим штормом. Поэтому молчала, пока они ехали через спавшие деревни, пока мелькали за окном леса, хутора и принадлежащие им луга и поля, пока объезжали по окраине город по пустым еще улицам. Гестапо осталось позади, в городе, и она выдохнула с облегчением, когда крыши домов скрылись из вида.
Но когда «опель» миновал очередной дорожный указатель, Лена заволновалась не на шутку. Они удалились на достаточное расстояние от города, а ее документы могли вызвать вопросы у шупо при проверке. Ведь остарбайтеры должны были иметь серьезную причину, чтобы покинуть место своей приписки, иначе их ожидали долгие разбирательства в полиции.
— Куда мы едем? — спросила Лена, когда за окном мелькнула очередная крохотная деревня. Совсем незнакомая. Становилось ясно, что они удалялись от Розенбурга на приличное расстояние.
— Я обещал показать тебе свою землю, помнишь? — Рихард так долго медлил с ответом, что она уже перестала ждать его.
— Я не могу уезжать так далеко, — напомнила ему Лена, еще туже запахивая на груди вязаную кофту, скрывающую знак остарбайтера. — Есть строгие правила.
— Это правда, ты не можешь, — согласился Рихард, сосредоточенно глядя на дорогу. Сейчас, когда ночь сменялась днем, и солнце только-только поднималось из-за горизонта, все окрестности заволокло густым туманом. Вести автомобиль стало сложнее, и Рихарду пришлось сбросить скорость.
— А вот Хелена Хертц может вполне!
Глава 28
— Я не понимаю, — проговорила Лена, услышав незнакомое имя. Хотя каким-то чутьем вдруг догадалась, что скрыто за этими словами.
Этот внезапный отъезд в Берлин. Фотосъемка на фоне светлой плитки стены над камином. Причем, не просто съемка — он пару раз поправлял ее, разворачивая лицом к свету. Ее прошлое в оккупированном Минске, когда она была курьером и передавала десятки пустых бланков для документов, сразу же подсказало ответ.
Лена не ошиблась. Не отрывая взгляда от дороги, Рихард полез в карман мундира и достал из него документы. Положил их на приборную доску. Лена так и похолодела, когда заметила их. Наверное, другая девушка на ее месте только обрадовалась при виде документов, дающих право на свободное передвижение по стране. Но только не Лена, понимающая, что скрывается за этими бумагами.
Она не знала, какое наказание ждало за подделку документов в Германии, но на оккупированных территориях за это приговаривали к повешению. Правда, сначала выбивали, откуда брались бланки, как подделывались печати, и кому предназначались документы. Первое, что она почувствовала, когда увидела знак рейха на бумагах, был страх за Рихарда. Если когда-то гестапо возьмет того, кто делал эти документы, и выбьет из него имена… —
Еще не так давно в газетах и по радио клеймили позором заговорщиков из Мюнхена, которых даже адвокаты демонстративно отказались защищать в суде, представляя их чудовищами, выступившими против великой Германии. От казни их не спас ни юный возраст, ни арийское происхождение.
— Бедные дети, — качал головой Иоганн после прочтения сообщения о первой казни по вынесенному приговору, когда в феврале гильотинировали брата и сестру Шолль [59] . — Казнены за распространение листовок и надписи против фюрера на домах. Германия начинает пожирать своих детей, и это ужасно!
59
Ганс и Софи Шолль — участники германского Сопротивления, создатели группы «Белая роза», члены которой проводили мирные антинацистские акции (разбрасывание и расклеивание листовок и т. п.). 18 февраля 1943 г. Софи и Ганс были арестованы по обвинению в государственной измене, а 22 февраля 1943 г. казнены на гильотине. Считаются символами ненасильственного сопротивления нацизму.
Биргит же считала совершенно иначе. По ее мнению, наказание было совершенно заслуженным, но вот вину она частично снимала, перекладывая на «проклятых большевиков».
— Русские! — твердила она Урсуле и Айке, когда они в перерыве между работами сидели за столом и пили эрзац-кофе. — Во всем виноваты русские! Если что-то случается, сразу же ищите их и, клянусь Богом, вы их найдете. Так и тут — русский большевик [60] сбил с толку несчастных студентов. Надеюсь, его наконец-таки казнят, да еще пострашней, чем этих Шолль!
60
Имеется в виду участник и один из основателей группы «Белая роза» Александр Шморель, русский по матери, немец по отцу. Его семья эмигрировала из России в Германию в 1921 г. Как военный врач, в 1941–1942 гг. участвовал в войне с СССР. После возвращения с Восточного фронта стал одним из создателей группы «Белая Роза». После разоблачения группы в 1943 г. пытался скрыться в Швейцарии, но вернулся в Мюнхен, где был выдан гестапо. В признании гестапо Александр заявил о верности России и своим идеалам. 13 июля 1943 г., в возрасте 25 лет он был гильотинирован.
И таких, как Биргит, жаждущих чужой крови, слепо верящих в то, что все, что происходит, только на благо великой Германии, было большинство в стране. Оттого и страшным было понимание, что вряд ли защитой будут награды и звание героя Германии, если Рихард попадет под подозрение.
— Хелена Хертц, — произнес резко Рихард, вырывая Лену из тяжелых мыслей. — Родилась в Немецкой Богемии, где и проживала с семьей до аншлюса, оттого и акцент. Чистокровная арийка по отцовской и материнской линии. Дата рождения твоя, но место рождения Рейхенберг. С профессией, правда, было сложновато. Надеюсь, никому не придет в голову проверить твои навыки стенографии и машинописи. Единственное, что осталось…