Это воспоминание о том, что произошло в лесу недалеко от Розенбурга, ударило наотмашь. Лена почувствовала, как от лица отлила кровь, выдавая ее с головой. Если до этого момента можно было думать, что Урсула ничего не подозревала о том, куда пропал полицейский, то теперь становилось ясно, что это не так.

— А может, даже пойду в гестапо сразу, — произнесла решительно Урсула, заметив реакцию Лены. — Ведь если в дело замешана русская, дело становится политическим, верно? Поэтому если хочешь жить, говори, что хочешь, но барон не должен знать, что я как-то замешана в этом, ясно?

Урсула давно ушла, убедившись, что достаточно сказала, чтобы запугать, а Лена еще долго сидела на кровати, уставившись в никуда. Только одни слова крутились в голове снова и снова, вызывая в ней странное ощущение необратимой катастрофы.

Барон ненавидит, когда что-то происходит не так, как он приказал.

Лена даже не сразу услышала резкий звук звонка из коридора, требовавший прихода прислуги в комнаты Рихарда. Настойчивый. Тревожный. Для Лены он звучал сейчас даже угрожающе. Или ей это просто казалось из-за натянутых как струна нервов.

Волей-неволей, но идти нужно было на этот требовательный зов. Да и по мере приближения к двери комнат Рихарда чувства уступали место другим — горячему желанию остаться с ним наедине. Тогда им будут не нужны слова. Тогда время отступит в сторону, забирая с собой все, кроме одного единственного момента.

На ее стук в дверь никто не ответил, но Лена знала, что Рихард там, в своих комнатах, потому и шагнула за порог, несмело открыв дверь. Удивилась, заметив, что комната пуста. Помедлила немного, прислушиваясь, не шумит ли вода в ванной.

А потом чуть не вскрикнула от неожиданности, когда ее обхватили со спины крепкие руки и прижали к телу. Горячее дыхание обожгло ее шею, и тут же в голове мелькнуло воспоминание о тяжелом дыхании Шнеемана, пока его руки шарили по ее телу. Прежде чем пришло понимание, что это вовсе не шупо атаковал ее, и опасности вовсе нет, Лена с силой рванулась из плена объятий и обернулась к захватчику, готовая отбиваться. Она выглядела такой перепуганной, что с губ Рихарда в одно мгновение сошла улыбка. Игривое настроение мигом улетело прочь при виде неподдельного ужаса, который Лена не сумела скрыть.

— Я не хотел тебя напугать, прости, — протянул он в ее сторону ладонь, но Лена, все еще не сбросившая с себя пелену страшного воспоминания, отшатнулась от его прикосновения, не желая этого. И Рихард нахмурился обеспокоенно. Он взял осторожно ее за руку и усадил на кровать, а потом хотел было отойти, чтобы налить ей воды в стакан, но не успел. Лена уже пришла в себя и удержала его подле себя. А потом и вовсе сделала то, что хотела с самой первой минуты, как увидела его во дворе замка. Коснулась легко ладонью его лица. Просто чтобы убедиться, что Рихард действительно рядом. Он тут же откликнулся на это прикосновение и осторожно привлек ее к себе, чтобы коснуться губами сперва лба, а потом уже губ — нежно, еле уловимо, все ощущая дрожь пережитого волнения в ее теле.

— Я — идиот, — прошептал он прямо в ее губы. — Я думал, это будет забавным…

Она только покачала головой и сама в этот раз поцеловала его быстрым и легким поцелуем, наслаждаясь этими прикосновениями. А потом Рихард обхватил ее еще крепче. Поцелуи стали глубже, дольше, ненасытнее, выдавая всю накопившую за месяцы страсть. Вызывая в Лене желание буквально раствориться в нем, чтобы никогда больше не расставаться. И возводя тоску по нему, по его голосу, по запаху его кожи и по тому, что чувствовала в его руках и под его губами, до невообразимых высот. Эта тоска с каждым поцелуем становилась все более осязаемой, буквально превращаясь в физическую потребность.

— Ленхен, сердце мое, — прошептал Рихард, улыбаясь мягко. Он чуть отстранил ее от себя, чтобы заглянуть в ее затуманенные глаза. — Что же ты делаешь со мной?.. Я совсем забываю обо всем на свете рядом с тобой.

— Разве это плохо? — спросила Лена, чувствуя, как радостно бьется сердце от его слов.

— Нет, это не плохо, — ответил Рихард. — Но я сильно рискую опоздать…

— Опоздать? — недоуменно переспросила она. И только сейчас заметила открытый саквояж на кровати. А еще то, что Рихард успел снова сменить домашнюю одежду на форму люфтваффе.

— Ты уже едешь? — в горле сдавило от понимания, что они расстанутся, не успев толком встретиться после такой долгой разлуки, и голос вышел хриплым и таким непохожим на ее звонкий.

— Мне нужно в Берлин по делам. Если, конечно, успею на шестичасовой поезд. Я вернусь так быстро, что ты даже не заметишь, что я уезжал, — старался убедить ее Рихард, но она упрямо покачала головой, не соглашаясь с ним. Ему пришлось обхватить ладонями ее голову и заставить посмотреть на себя. Глаза в глаза. — Если все сложится удачно, то я приеду завтра ночью, последним поездом. И у нас будет впереди два-три дня.