— Ты думаешь?.. — Лена не осмелилась договорить, помня о предупреждении Кристль насчет молодой немки, взволнованная и удивленная этой неожиданной смелостью Ильзе.

— Я не думаю, Лена, я знаю, что так и будет, — отрезала та. — Я попытаюсь отправить младшего брата на хутор к дальним родственникам под Штутгарт. Ему всего пятнадцать лет. Он еще ребенок, несмотря на то, чем забита его голова. И герр Людо… Никого не остановит, что он еле ходит. Главное, что сможет стрелять. И еще… этого разговора между нами никогда не было. Я не хочу потерять свое место в администрации гау.

Людвиг Гизбрехт был упрям. Он поверил словам, которые передала ему Ильзе. Он и сам прекрасно видел, что у Германии остается все меньше и меньше солдат, судя по извещениям, которые он развозил. Но он понимал, что, если уедет куда-то один, скрываясь от призыва, их маленькую семью не оставят в покое, сочтя его отъезд дезертирством. Да еще они лишатся очередного источника получения карточек на продовольствие, а это значит, что станет еще тяжелее тянуть столько голодных ртов. А уехать всем вместе — означало бросить Мардерблатов на верную смерть. О том, чтобы осталась одна Лена во Фрайтале, как она предложила в качестве последнего возможного решения проблемы, он даже слышать не пожелал и оборвал ее на полуслове.

— Но если тебя призовут в армию… — попыталась возразить ему Лена шепотом. Они разговаривали тайком от Кристль, пока рубили на заднем крыльце сухие ветки для растопки. Но Лотта суетилась рядом, по привычке держась около девушки, и Лена боялась, что та может услышать их разговор. Она постоянно забывала, что девочка едва ли сможет рассказать что-то. Для нее Лотта была обычной девочкой, какой когда-то была неугомонная Люша. И иногда ее молчание даже причиняло боль. Потому что так быть определенно не должно было.

— Если меня призовут, я смогу высылать вам часть своего пайка, — отрезал Людо. По его глазам Лена видела, что он принял для себя решение почти сразу же, как она заговорила о том, что узнала. И сделал это с явным облегчением в глазах, как ей показалось. — Если меня убьют, то вы все равно будете получать пособие по потере. По вдовству. Только не бросай Кристль, Лене, прошу тебя! Она не вынесет всего этого одна. Ты ей нужна. Не бросай ее, когда придут русские. Или по крайней мере, пока не найдешь того, кто позаботится о ней так же, как ты.

И Лена обещала ему. Хотя была почему-то убеждена, что это обещание не придется выполнять, что это могут быть всего лишь слухи, наподобие тех, что постоянно ходили в городе и будоражили и без того напряженных и подавленных людей.

Лена ошибалась. Всего через несколько дней, когда она вернулась из Дрездена, ее перехватил тут же в коридоре бледный Людо и показал извещение о том, что приказу фюрера он призывается на военную службу и должен пройти регистрацию на следующий же день. Кристль еще не знала ничего о происходящем — как почтальон Людо получил эту бумагу в числе прочих.

— Они действительно призывают всех, кто остался — стариков и детей. Пока только всех от шестнадцати до шестидесяти, но я думаю, скоро доберутся и остальных мальчиков Юнгфолька. Это значит, что у них не осталось никого, кто мог бы за них воевать. И что скоро конец войне. Главное — нам всем суметь пережить это время, что осталось.

Кристль плакала всю ночь перед уходом Людо для регистрации и получении формы. Лена не спала и слышала, как немец пытался успокоить жену и уверял, что это все не так, как она думает, что еще будет период обучения, а потом распределение. Мол, их просто привлекают заменить военных на охране специальных объектов или в обслуживании зенитных расчетов, только и всего. Никто не пошлет на фронт стариков и детей.

Так как Людо не работал на важном производственном объекте, его причислили к первой категории призывников. Ему была выдана в отличие от остальных категорий военная форма, хотя он и отличался от обычных солдат вермахта повязкой с обозначением батальона Фольксштурма. Кроме того, ему не позволили вернуться домой после регистрации и направили в казармы под Майсеном на весь период подготовки.

Кристль была в отчаянии. Если бы не необходимость ухаживать за Лоттой, подменяя Лену в рабочее время, и заботиться о Мардерблатах, она бы совсем слегла, настолько ее выбило известие о том, что Людо не вернется домой, как другие старики Фрайталя. Она даже ходила узнавать в местное управление делами вермахта, почему ее мужа призвали как обычного солдата, несмотря на возраст и больные ноги. Но ответа так и не получила — ее прогнали, сославшись на занятость, да еще пригрозили, что арестуют за «сомнение в верности приказа фюрера и в победе над врагами рейха».

Через неделю подготовки Людо отпустили домой на сутки. Как выяснилось, он приехал попрощаться. Учли его медицинское образование и прошлый военный опыт, и он распределялся в один из госпиталей вермахта. Кристль так и засияла, услышав это, обрадовавшись, что мужа отправляют не на фронт, как говорили в городке. Но Лена не поверила этому почему-то. Хотя она избегала смотреть на гладко выбритого по уставу Людо, выглядевшего совсем чужим и незнакомым в военной форме с алой повязкой на руке, она подмечала что-то такое в его взгляде, что подсказало — он лжет им, пытаясь успокоить. Поэтому следующим утром, когда Кристль суетилась, проверяя, все ли положила в заплечный мешок мужа, Лена вышла на крыльцо, где в рассветной дымке Людо сидел на ступенях и курил трубку, глядя в хмурое осеннее небо.