Пустые мечты, между прочим; маркиз – не тот человек, который позволил бы дёргать себя за ниточки кому бы то ни было.

Через некоторое время мужчины сообща отправились в курительную комнату, а мы с леди Чиртон присоединились к другой компании, к женской, тем более что как раз подошло время для чая. Поначалу мне и здесь тоже мерещились снисходительные взгляды; волей-неволей про себя я начала подбирать оправдания, словно мне уже наяву задали с десяток едких и коварных вопросов… Только изрядным усилием воли удалось избавиться от этой навязчивой мысли. Вспомнилось, как миссис Скаровски говорила: «В тот же миг, как поэт начинает спорить в стихах с живым, настоящим человеком, воображая его ответы, он начинает творчески гибнуть! Видите ли, люди куда больше, чем наше представление о них».

Что ж, от поэзии я была бесконечно далека, но в целом считала так же: нельзя судить о ком-то по одному поверхностному впечатлению.

Не подвело это правило и теперь.

Сперва мы говорили о пустяках – о погоде, о фасонах шляпок, обсудили некоторые из последних новостей и снова вернулись к погоде. На самом деле не стоит недооценивать значение такой пустой с виду болтовни: она разрушает лёд отчуждения, позволяет приглядеться друг к другу, по интонациям оценить настроение и, пожалуй, найти нечто общее. А что может быть более общим, чем небо над головой? Ледяной дождь и ветер одинаково мучают всех, хотя некоторые романтически настроенные особы склонны говорить, что любят дождь… но, разумеется, только издалека, из тёплого и уютного дома.

Через некоторое время – разговор о погоде зашёл на третий круг – я наконец-то почувствовала себя свободнее. Особенно дружелюбной оказалась леди в зелёном муаровом платье, которая сперва виделась мне крайне суровой и к тому же повторила несколько раз: «У меня непростой нрав! Не повод для гордости, упаси Небеса, но скрывать не стану – нрав непростой!» Звали её леди Уоррингтон. На коленях у неё сидела собачка с огромными печальными глазами, бело-коричневый спаниель; временами собачка принималась тявкать, причём очень яростно, словно тоже хотела вставить в разговор слово-другое, и хозяйку это изрядно раздражало.

– Умолкни, Друмми! Немедленно! – строго произнесла она, когда собачка залаяла в очередной раз. – Не берите в голову, леди Виржиния, моя девочка тявкает не на вас, она всегда такая шумная. Как маленький барабанчик! Бедняжка должна была стать охотницей, но уродилась слишком слабой и, видите ли, я даже дома её боюсь оставить одну.

– Вам следует больше доверять прислуге! – жеманно посоветовала ей белокурая, сильно нарумяненная леди Итон, чей супруг занимал видное положение в Парламенте. – И позвольте не согласиться: собака нынче лает куда больше обычного, но дело, разумеется, не в леди Виржинии. Думаю, это из-за виски! Запах до сих пор витает, клянусь Небесами! – в сердцах добавила она.

– Виски? – переспросила я. – Мне тоже почудился поначалу какой-то запах…

– В подвале на днях лопнула одна из бочек, – пояснила леди Уоррингтон, которая наконец утихомирила свою питомицу. – К счастью, небольшая. Воображаю, какой смрад стоял бы, если б разбилась та, в честь которой назван клуб! Хотя почти наверняка она пустая, и в ней нет ни виски, ни воды.

Третья леди, чьё имя я не запомнила, зато отметила совершенно изумительные серьги с изумрудами, тут же возразила:

– Тут вы совершенно не правы! Мистер Гибсон говорил, что там внутри именно виски, а он служит тут уже лет двадцать, если не тридцать. Кому знать, как не ему!

– Мистер Гибсон?

– Ах, это дворецкий, редких достоинств человек. С исключительной памятью! Хотя надо признать, что в последнее время он изрядно сдал…

Разговор как-то сам собой свернул к тому, как нелегко отыскать хорошую прислугу. Мысленно извинившись перед Рене Миреем, которого никогда не считала слугой, я рассказала, как искала повара в «Старое гнездо». Это окончательно растопило лёд: многие из присутствующих знали леди Милдред или хотя бы слышали о ней – и о кофейне. Так что дальше беседа текла более непринуждённо и живо; полагаю, именно на такой исход и рассчитывал Эллис, озвучивая свою просьбу.

Пожалуй, сложней всего оказалось направлять разговор в нужное русло, потому что собеседниц было слишком много… но, с другой стороны, стоило только задать вопрос, и ответы сыпались со всех сторон, ибо каждая леди стремилась прослыть самой осведомлённой.

– Знаете, я заметила, что здесь так тихо. А ведь курительная комната недалеко! – удивилась я вслух, до того похвалив изысканный оттенок обивки дивана, изумрудный с легчайшим красноватым отливом. – Не могла не обратить на это внимания, ведь в кофейне всегда довольно шумно.

– Ах, вы совершенно правы! Стены тут, вероятно, даже толще, чем в нашем старом замке на берегу Банна! – тут же воскликнула леди Уоррингтон. Собачка на её коленях к тому времени уже задремала, к счастью. – Однажды, представьте, сломался звонок для прислуги, и мы решительно никого не могли дозваться.

– Осмелюсь заметить, что в полный голос, разумеется, мы не кричали.

– Дорогая Лилиан, разве же в этом дело! А вспомните, как однажды джентльмены в курительной комнате решили посоревноваться в меткости и велели принести два револьвера…