Митю словно ударили в солнечное сплетение. Он аккуратно взял в руки маленькую ладонь, лежащую поверх одеяла. Какие тонкие розовые пальцы. Внезапно возникло желание перецеловать их по одному, лишь бы Соня не плакала. Дмитрий еле подавил этот порыв и теперь нежно баюкал хрупкую ладошку в руках.

– Соня, милая, послушай. Ты обязательно вспомнишь, но сейчас это не так важно. Главное, чтобы ты была здорова и в безопасности. Веришь мне?

Соня молча кивнула. И руку не выдернула. Глаза по-прежнему были полны слёз.

– Не думай о том, что случилось. Просто отдыхай и набирайся сил.

– А как же расследование?

– А куда оно денется? Без тебя мне, конечно, будет сложнее, но я постараюсь. А ты поправишься и вернёшься. К тому времени, надеюсь, всё закончится.

– Я не думала, что будет так…

– Страшно?

– Ненормально. Я была уверена, что Анисим преступник. А теперь совсем запуталась. В записке сказано, что Визионер действует не один. Значит, там целая группа убийц?

– Не важно, сколько их. Два, три, сотня человек. Мы их найдём. Ты и твоя жизнь сейчас важнее, чем любое расследование.

– Почему?

– Потому что…

Скрипнула дверь. Дмитрий обернулся и увидел в проёме Загорскую-старшую с очередным букетом.

Митя ещё секунду подержал Сонину руку в своих ладонях и аккуратно положил её на одеяло.

– Дмитрий Александрович…

Анна Петровна окликнула его уже в больничном коридоре. Осанка прямая, подбородок вздёрнут, лишь припухшие веки слегка портят безупречный образ.

– Я признательна вам за визит…

– Но?

– Простите?

– Это вы меня простите, Анна Петровна. Издержки службы. Если разговор начинается с выражения любезности, за ним обычно следует «но».

– Что ж, вы прямодушны, тогда и я буду откровенной. Вижу, вы искренне беспокоитесь о Софье, поэтому, надеюсь, разделите мою тревогу за неё. Она многое перенесла за последние месяцы: экзамены, стресс, обморок, потерю памяти. Я старалась с пониманием относиться к её… одержимости вашим расследованием. Но в нынешней ситуации, боюсь, вынуждена переменить свою точку зрения.

– Я понимаю. Любая мать на вашем месте поступила бы так же.

– Софье совершенно точно не нужны лишние переживания. Весь этот год складывается совсем не так, как мы планировали. В этом отчасти есть и моя вина. Я упустила ситуацию, и всё покатилось как снежный ком.

– Не стоит…

– С вас ответственности я тоже не снимаю, Дмитрий Александрович, извините за прямоту. Вы взрослый человек, а она увлекающаяся барышня. Сегодня ей интересны криминальные хроники, а завтра – история магии. Нельзя потакать каждому пристрастию. А вы, к сожалению, пошли у неё на поводу.

– Вам нет нужды извиняться, Анна Петровна. Я виноват. Мне не стоило втягивать вашу дочь в это дело. Я повёл себя глупо и легкомысленно, но слишком поздно это понял и искренне сожалею.

– Никогда не поздно признать ошибки. – Загорская-старшая смягчилась, не встретив ответных возражений. – Вы умеете это делать и не боитесь брать на себя ответственность. Этим вы мне нравитесь, Дмитрий Александрович. Я вижу, что вы испытываете к моей дочери дружескую симпатию. Поверьте, я не против вашего общения. Обсуждайте книги, музыку, театр, но, ради бога, не убийства и не чьи-то преступные замыслы.

– Благодарю за доверие, Анна Петровна. Не волнуйтесь, я более не побеспокою вашу дочь неуместными разговорами. Передайте ей мои пожелания скорейшего излечения.

Разговор с Загорской-старшей оставил двоякое впечатление. Ей-богу, как с нашкодившим щенком поступила. Вроде и не ругала сильно, но чётко указала на место и напомнила, что надо быть послушным мальчиком.

С этим пора что-то делать. Почему, чёрт возьми, взрослые женщины обходятся с ним так… снисходительно? Он уже давно не ребёнок. А каждый раз чувствует себя учеником младших классов или плохим сыном. Воспитание, что ли, тому виной? Или отсутствие матери? Может, Митя подсознательно видит её в каждой даме старше сорока, а они это чувствуют, вот и ведут себя так покровительственно?

Дмитрий злился на себя, одновременно понимая, что всё равно не смог бы повернуть разговор иначе. Возражать, начать спорить, доказывать, что Сонины увлечения и любознательность не прихоть, а черта характера, – риск получить в ответ уже не снисхождение, а разочарование, а то и презрение. Они, аристократы, это умеют как никто другой. Одно неверное слово, один шаг в сторону – и ты уже не провинившийся домашний пёсик, а блохастая дворняга, которая заслуживает разве что пинка под хвост.

И Соня на себя совсем не похожа. Это нервировало и пугало ещё больше. Всегда была такая энергичная и живая, а это происшествие её буквально надломило. Дмитрий заметил, как она изо всех сил пыталась не расплакаться перед ним. В тот день произошло что-то пострашнее обычного обморока. И пусть Соня не может вспомнить, но подсознательно явно чувствует.