Пить хочется жутко. Волнуюсь сильнее, когда мужская рука съезжает с дверцы и ложится мне на шею. Прокатывается по позвоночнику до копчика. Устраивается на бедре.

Беру такую же колу себе. Оглядываюсь и улыбаюсь.

Он гладит мое бедро мерно. В глазах разгорается голод. Я его разделяю, но если не поговорим сейчас – мне придется снова собираться. Поэтому давать слабину нельзя.

Отступаю. Прислоняюсь спиной к закрытой створке холодильника и утоляю жажду, бесстрашно смотря в потемневшие глаза.

– В следующий раз на Мадейру полетим.

Прохлада помещения и пузырящегося напитка ни черта не остужают. Слава произносит уверенно, хотя это вроде бы даже вопрос. А у меня в голове сразу другие вопросы: это если тебя не посадят. Это если вы распетляете. А если…

– Ты в Португалии была?

Кола грозит пойти назад. Отнимаю от губ.

– Нет. Я почти нигде не была. Хотела сначала устроиться на работу, откладывать, путешествовать… Чтобы у родителей не просить.

Но встретила тебя и желания резко преобразились. Теперь я хочу, чтобы у нас все было хорошо.

– Весной тогда. На Новый год можем в Италию или Австрию. Альпы. На лыжах тоже не каталась?

Мотаю головой.

– Я до тебя и минеты не делала, знаешь ли…

Шучу по инерции. Слава в ответ улыбается. Отставляет жестяную полупустую банку. Делает шаг ближе. Лицом приближается к моему лицу. Смотрит в глаза и гладит щеку пальцами.

Я мелко дрожу из-за переизбытка смешанных чувств.

– А вон как научилась… С лыжами проще будет. – Улыбается и целует коротко. – Я тебя научу.

Не спорю. Прикрываю глаза и киваю.

Продолжаю трусить, продолжаю сомневаться. Дрожь усиливается.

Слава моих сомнений, кажется, не замечает. Опускает руку и отступает. Тянется за телефоном, прячет в карман.

Что будет дальше мне известно. Он поднимется в спальню и сходит в душ, чтобы освежиться. Отправит меня. И пока я буду в ванной, его конфиденциальность – в безопасности, поэтому снова примет звонок-второй. Дальше – включит синтетический отпускной энтузиазм.

У нас, кстати, планы наполеоновские. Мы домой на часик. На четыре уже нанят инструктор по флайбордингу. После очередного незабываемого впечатления снова заехать на виллу. Ужин. Мне – вино. Ему – ночной кофе, сигареты и мысли.

Не хочу.

– Слав, – окликаю его, когда Тарнавский успел уже подняться на третью ступеньку обшитой глянцевой мраморной плиткой лестницы.

Он тормозит и оглядывается. Сердечко у меня, как всегда, навылет.

– Что?

– Можем поговорить?

Спрашиваю и киваю на диван.

Слава колеблется. Я давлю не слишком решительным:

– Пожалуйста…

Прежде, чем сдаться, Тарнавский проверяет время на часах. Как будто ему не похуй, опоздаем мы или нет.

Сдается.

Спускается назад и садится. Я, запрещая себе пасовать, подхожу к нему. Опустившись на колени, упираюсь в его льняные брюки ладонями. Сжимаю пальцами. Сама волнуюсь дико. А он пока что даже легонько улыбается.

– Я бы с минетом до вечера подождал. – Шутит, но я в ответ не могу отреагировать бурно. Вяло улыбаюсь и пытаюсь абстрагироваться от гула в ушах.

Я не уверена, что поступаю правильно, но и игнорировать услышанное ночью не могу. Как бы ни относилась к тому же Салманову, в его словах куда больше рационального, чем в решении Тарнавского.

Прости, любимый.

– Слав, я хочу с тобой поговорить, – повторяю серьезно. Ему уже не нравится. Улыбка тут же меркнет. Между бровей образовывается залом. Так еще сложнее, черт.

– Я слушаю.

– Это насчет нашего возвращения.

– Можешь не переживать. После возвращения тебе не придется ни с кем коммуницировать. Я все сделаю сам. Занимайся учебой. Работой. Как помощница, ты мне все еще нужна. Доработай до конца весны, пожалуйста. Дальше я найду тебе вменяемого судью, если захочешь. Или скажешь, что надумала делать дальше.

Его забота разбивает мне сердце. Чувствую себя неблагодарной тварью. Мне по-прежнему сложно переживать, что из-за недоверия устроила нам ублюдские качели. Он их не заслуживал. И мою задницу спасать любой ценой тоже не должен.

В конце концов, я правда знала, на что иду.

– Я не о том, Слав.

Подбадриваю себя, сильнее сжимая его бедра. Мужской взгляд на секунду опускается. Потом он снова смотрит мне в глаза. Как бы отлично не маскировал все под напускным энтузиазмом, я ловлю тревогу.