А что, если у Саши тоже есть дочь? И… Муж? Муж, с которым у нее ВСЕ получилось. И счастье. И ребенок. И семейный очаг.

При мыслях об этом меня чуть пополам не сломало.

Нет, дружище. Думать об этом не надо. Муж? Отобьем. Дочь? Удочерим. Ну и так далее…

Она моя. Всегда была. И будет.

Да, знаю, заявиться вот так – пять лет спустя, это глупо. Не ждет моя Сашка. Да и не нужен я ей.

Но… Это один единенный шанс, который я забираю у кармы. Решил, что долг выплачен. Годами отчаяния, боли, тоски.

И, если и сейчас не получаю прощения – отпущу ее. Навсегда. Обещаю.

Я не знал, как нам следует встретиться. Раздобыть ее номер? Не проблема, конечно. Но что я скажу? «Привет. Я твой бывший муж. Ты меня еще помнишь вообще? Может, встретимся, поболтаем? Ах, засунь свою деньги, которые ты посылал, себе в задницу?»

Я рассмеялся сам над собой. Почему-то в мыслях Сашка всегда меня посылала. Снова. И снова. И снова. Миллионы раз за эти пять лет.

Наверное, я просто не верил в другую реальность.

Можно попробовать подстроить нашу встречу. Через ее сестру. Или еще как-нибудь. Мало ли способов, когда ты можешь весь этот город купить, не то что отель.

Однако, судьба оказалась куда ироничнее, чем я представлял.

Стоило подошве моей дорогой обуви ступить на мраморный пол пространного холла – как воздух разрезал пронзительный детский визг:

– Беегись! Беегись! – Вопила девчонка.

Мелкая. Белобрысая. С двумя хвостиками на крошечной голове, один из которых съехал набекрень.

Да и сама девочка… Ехала.

В буквальном, блин, смысле.

Ехала в тележке. В таких обычно горничные развозят сменное белье по номерам.

А малышка держалась за бортики. Огромные глаза в пол лица. Рот буквой «о». И снова это отчаянное:

– Беегись, дядя! Беегись, говою!

12

12

Руслан.

Беречься я, конечно, не стал. Наплевав, что выгляжу полным придурком, раскинул в сторону руки и даже присел. Ну а что? Ребенка то надо как-то ловить.

Если честно, то секундный ступор все-таки был. С детьми не умею. Никогда не контачил. Словом, не приходилось мне в жизни иметь дело с детьми.

А тут само несется. Чудо такое. И прямо мне в руки. Потому что, если не в руки, то… впишется в стену на этой тележке.

Нет, такого я допустить просто не мог.

Сердце в груди перевернулось, почему-то отчаянно волнуясь за чужого ребенка, который вот-вот был способен в беду угодить.

Наверное, так все ощущают – в нас же природой заложено за детей волноваться.

Однако, я волновался как-то слишком уж сильно – аж пот на лбу выступил за эти доли секунды, что тележка проносилась по холлу. Или это все от жары? Да, скорей всего от нее.

– Вероника! Вероника! – Вопил кто-то из находящихся в холле. – Господи! Убьешься же сейчас!

Нет, не убьется, – решил я, и поймал девчонку вместе с тележкой.

Время будто остановилось. Я сморгнул, и только потом понял, что держу тележку с девочкой на весу. Вероятно, чтоб она не дай бог ни решила еще раз куда-то поехать.

А девчонка смотрела на меня. И часто моргала. И я моргал.

– Пивет, – выдало это голубоглазое чудо.

– Привет, – кивнул я серьезно. – Ты превысила скорость.

– Я-я… – ее щечки вдруг заалели, а светлые реснички принялись кокетливо трепетать, – нитяянна.

– Незнание законов… – пробормотал я и поставил тележку. Подхватил девчонку за подмышки и ссадил ее, поставив на пол. Вертикально.

– Вероника!… – совсем рядом кто-то отчаянно запахано бормотал. На колени упала девушка, схватила свою Веронику. Принялась тут же ощупывать, в лоб целовать: – Ну как же так, а? Маленькая проказница! Как же так? Ты цела вообще? Цела, да? Посмотри на меня! Ну скажи что-нибудь!

Девченка насупилась.

– Цеая! – буркнула она, отдувая с лица редкую челку.

А я залип на ее курносом носу и не мог взгляд оторвать. Совсем как у… Сашки. И глаза эти голубые. Похожи.

Тряхнул головой.

Нет. Ну уж нет. Теперь и в детях ее видеть начнешь? Мало тебе тех миллионов прохожих девушек, на которые ты шеи сворачивал, силясь отыскать черты бывшей жены?

– Ваша? – деланно строгим тоном спросил я у той, кто до сих пор ощупывал крошку.

Не поднимая глаз, мне ответили: