– Да, да! То есть… В общем… Моя, одним словом.

Что за странный ответ? Кажется тут либо да, либо нет. Третьего не дано.

Но не стал я расспрашивать. Мало ли. Больше меня должно волновать почему в отеле, который я собираюсь купить бесхозные дети в тележках катаются.

Но спросить я ничего не успел. С сомнением оглядел форму горничной на маме малышки. Ага. Сотрудница, значит. Грозит тебе выговор, дорогая сотрудница.

В бизнесе я не терплю послаблений. Ни своих, ни чужих. Детям не место на работе родителей. И здесь не детсад.

– Не хотите объяснить, почему?… – я прищурил глаза, и споткнулся, когда девушка на меня взгляд подняла.

– Ой, это… ты… вы… – она выдохнула, распахнув голубые глаза. И эта тоже! Эта тоже оказалась до боли похожа на Сашку! Ну все, поздравляю, дружище! Ты окончательно… Потерял свой рассудок.

– Я, – подтвердил. Девушка показалась мне смутно знакомой, но где ее видел, убей, но не вспомню. – Мы знакомы?

– Мы? – Она огляделась по сторонам, будто тут был кто-то еще. Посетители отеля шли по своим делам, не обращая на нас никакого внимания. – Н-нет, – чуть заикаясь принялась отрицать. – Нет, нет! Не знакомы! И-и… Нам пора! Да! Мы опаздываем! – На этих словах быстро встала, схватила девочку за руку, и спешно заторопилась на выход. Скрылась за стеклянной дверью, даже не озаботившись, что ушла в форме горничной. Она прямо по улице что-ли так ходит?

Я нахмурился, проводив их опешившим взглядом.

До слуха долетали фразы малышки:

– Дядя, нато сказать спасипо! – Крошка упрямилась, и упиралась ногами. Но мать тащила ее как на буксире, да приговаривала:

– Это не дядя… Это… Это… О, господи… Она мне не поверит, когда расскажу!

Кто она? Что за чертовщина тут происходит?

Я с сомнением оглядел себя в отражении стеклянной двери.

И почему «не дядя»? Не тетя же, твою мать! Нет, сумасшедшим девицам в моем будущем отеле не место. Крошку жалко, конечно. Не хочется оставлять ее мать без работы.

13

13

– Сашенька, а занеси-ка кофе в мой кабинет, – тянет моя телефонная трубка голосом Ивана Сергеевича. Голосом не очень приятным, надо заметить. Да и сам хозяин отеля не вызывает у меня радостных чувств. Наверное из-за его липких взглядов, и время от времени - распускания рук.

– Кофе? – Уточнила я, стискивая зубы. Я ему что, секретарша?

– Кофе, кофе, – подтверждает Сергеевич, и я представляю, как он сидит в своем кабинете, закинув ноги на стол.

Закатываю глаза и вздыхаю, представляя, что снова придется остаться с ним наедине.

Я его просто побаиваюсь. Ярко-выраженный, чисто мужской интерес не устраивал меня с первого дня работы в этом отеле. Но тогда выбора не было. А Иван Сергеевич, решив, что ему все дозволено, с каждым годом ведет себя все наглее, похабнее.

– Две чашки, – уточняет динамик, вырывая из размышлений.

Две? На этот раз переспрашивать я не стала. И кофе все-таки сделала, в надежде, что поползновений наглых рук я смогу избежать, а время наедине с липким взглядом начальника смогу использовать, чтобы выведать про продажу отеля.

В кабинет иду с содроганием сердца.

Будто заранее предчувствую что-то ужасное.

Шестое чувство начинает вопить еще задолго до того, как я ступаю на мягкий ковер коридора, в конце которого таится дверь шефа.

Стучу. Пару раз выдыхаю.

– Сашенька, заходи, – отзывается босс по ту сторону, и дверь приходится бедром подтолкнуть, потому что руки заняты подносом с напитками.

В миг меня ослепляет яркий солнечный свет, которым залит кабинет Ивана Сергеевича. Я щурюсь, часто моргаю, и прохожу вглубь помещения почти по инерции.

Краем глаза вижу, что у шефа сейчас посетитель. Вот для кого предназначена вторая чашечка кофе.

Мужчина сидит ко мне спиной. И что-то обсуждает с Иваном.

А когда глаза привыкают к слишком яркому освещению, и мне удается разглядеть дорогую ткань пиджака, которой обтянуты мощные мышцы спины, я… замираю.

Замираю, потому что на мгновение кажется, что передо мной сидит… Он.

Тот, о ком я поклялась не вспоминать и не думать еще пять лет назад.

Мужчина, что был моей мечтой, и стал наказанием. Потому что данное себе обещание я сдержать не смогла. И вспоминала Руслана каждую чертову ночь.

О, сколько слез видела подушка на моей кровати. Сколько раз я глушила в ней стоны рыданий!

Шло время, и боль утихала. Раны на сердце чуть-чуть затянулись, так и не перестав до конца кровоточить.

Я все еще не простила его. Но лишь потому что любила. Каждый чертов миг за эти пять лет я любила своего бывшего мужа. Подлеца и предателя.

Потому что если бы я его не любила – то боль на сердце давно бы утихла. Мне бы стало плевать.

Но это не так.

И я кляну его на чем стоит свет. Виню во всех смертных грехах. Даже в том, что я не могу связать себя новыми отношениями. Сердце противится. Считает это неправильным. А я не могу переубедить это глупое сердце, которое до сих пор ждет чего-то. Надеется. Чего оно ждет? Чего хочет? Неужто думает, что ты, Сашка, до сих пор ему почему-то нужна?