Шрифт:
Саша укуталась в мой пиджак, и втянув носом запах, почему-то с болью зажмурилась.
А затем начала говорить:
– Я там… давно уже работаю. Несколько лет. А он… Иван Сергеевич… Он… и раньше руки распускал. Но… не так. Сегодня будто сорвался с цепи. И я… Я… – не сдержавшись, закрыла руками лицо и горестно всхлипнула.
А у меня будто грудину располосовали хлысты от этих слез на щеках.
Поддавшись порыву, я дернулся. Захотел обнять. Прижать к себе. Но остановился так и не прикоснувшись.
Наконец дошел смысл ее слов.
– Так вы… – «не спите?» – … Между вами ничего не было?
От удивления она даже всхлипывать перестала, и посмотрела на меня, как на барана. Так я себя и ощущал в данный момент.
Повелся! Тупица! Ревность застелила глаза! Поверил! Кому? Этому скользкому червяку?! Какой я дурак!
– Прости, – поспешил я сказать, – просто уточняю.
– Не было. – Ответила она наконец то, что я и так уже знал.
И мы вновь замолчали.
Моя бывшая жена смотрел перед собой. А я… На нее.
Глаз не мог отвести.
За эти пять лет… она стала еще красивее. Хотя я и раньше любовался ею круглыми сутками. И носик курносый ее обожал. И лед голубых глаз. Самый теплый лед в мире.
Но однажды этот лед обжег своим холодом. В тот день, когда она все узнала. Да так, что мне до сих пор больно дышать.
– Руслан, а зачем ты приехал?… – Она постаралась выровнять голос, но он все равно напряженно подрагивал.
– Я тут… по работе, – ответил почти по инерции. Заранее заготовленную отмазку. Я ведь репетировал диалог нашей встречи тысячи раз. Ну не идиот ли?
И рука сама собой дернулась, устало растирая лицо.
А потом я со психом втащил по рулю.
– Боже, какой идиот… – Произнес вслух, отрицательно качая своей головой. – Не знаю. Я не знаю, зачем говорю тебе это.
Резко повернувшись, пронзил ее взглядом.
– К тебе. Я приехал к тебе, Саша. Не следил. Не выяснял ничего. Просто знал, что ты живешь в этом городе. И надеялся встретиться. Потому что…
У меня будто глотка распухла – так больно было признать ничтожность тех лет, которые я существовал без нее. Так стыдно было признаться, что я чуть себя не сгубил, зная, что все потерял.
– Ко… мне? – выдохнула она в полном неверии. – Почему?…
– Потому что… – И я задохнулся. Потому что сказать было нечего. Или наоборот? Потому что этих слов было так много внутри, что меня распирало. Вот только они никак не желали облачаться в реальные фразы. Несущие смысл.
И, вместо того, чтобы обстоятельно ей все объяснить, – и как я вспоминал о ней каждый миг этих лет, и как лез на стены, думая, что никогда не верну, – я порывисто склонился к лицу моей девочки и впился ей в губы.
Потому что порой все, что мы чувствуем невозможно сказать.
И я надеялся, что поцелуй способен будет донести до нее все, что тяжелым камнем лежало у меня на душе. Три тонны отчаяния, которые я тащил долгих пять лет.
17
17
Руслан.
Я даже зажмурился, ожидая, что в следующий миг она зарядит мне по щеке. В конце концов только это этот ублюдок распускал свои руки, а тут еще я. Нет, я все таки вернусь и переломаю червяку его скользкие клешни.
Но… секунда-вторая. А удара все не было.
Она даже раскрыла губы, принимая мой поцелуй. И не церемонясь больше ни мига, я жадно, с голодом, проник в ее рот языком, заставляя поддаться, углубить поцелуй.
Я дышал ей. Глотал жадно запах. Захлебывался.
А когда ее нежные ручки обвили мою шею, чуть не стек мокрой тряпкой под сиденье авто.
Господи. Господи.
Она тут. Со мной. И я действительно целую ее. Мою девочку. И она даже не хочет перегрызть мне глотку за это.
Пять лет целибата стоили того, чтобы сейчас запулить стучащее сердце выше небес.
– Сашка… Моя… – Я хрипел что-то еще в ее губы. И целовал. Вновь и вновь. Упивался, боясь, когда придет миг и это закончится. А мне будет мало. Мне всегда будет мало.
– Нет, нет, – зашептала она, и все-таки отстранилась. А мое сердце вернулась на привычное место - за ребра. И опять принялось гулко стучать.
Отстранилась. И я до боли в пальцах, до зуда в руках, захотел не дать ей ни мига опомниться. Забрать. Притянуть обратно к себе. Продолжать целовать. Если надо – вообще не выпускать из этой машины.