А потом Протасову в лимузине сказали, что сделка никак не может совершиться сейчас.

– Как не может?! – опешил Протасов.

– Мы вас не знаем, – переводил переводчик слова старичка в скромном костюмчике, при галстуке, из-под узла которого торчала красно-синяя голова змейки, впрыскивающая яд в кадык. – И Швейцарию мы не очень любим. Вы гайдзины. И потом, у нас еще множество очень богатых столиц мира, где нет наших скоростных поездов… – Лимузин остановился возле отеля, где жил Протасов, водитель в белых перчатках открыл ему дверь. В спину он услышал голос старика: – Через три года позвоните, и мы приедем к вам в Киргизию ответными гостями.

– Аригато…

Каким же знакомым показалось ему лицо старичка…

Умей пытался отыскать их жилище, чтобы контролировать русских. В его мыслях было постепенно добраться до затылка военного, чтобы молотком саморучно вбить в кость, пробиваясь в мозг, десяток крупных гвоздей. Потом, когда русский сдохнет, забрать его жену и жениться на ней. Именно жениться! Взять в жены единственную женщину, которую Умей не хотел убивать. И чем дольше он не мог отыскать своих партнеров, тем больше думал о ней.

Его люди обыскали весь Кыргызстан, нашли маленький домик, пустой и давно заброшенный. Соседи сказали, что не живет здесь никто сейчас, лет пять назад приютилась какая-то пара почти нищих русских. И всего-то богатства у них было – один кривобокий мелкий конь, похожий на мула.

Другой след привел Умея в его родные места, к аулу, в котором он родился. Нашли домик из сырцового кирпича, на территории бывшей советской военной части, который тоже оказался пустым.

– Лет десять никто в нем не живет! И вообще никто, после русских солдат, в этой местности не обитает, – рассказал старожил.

Умей приказал продолжать рыть носом землю, а сам, вымотанный повседневными делами, позабыл о Протасовых, пока не увидел капитана в новеньком привокзальном ресторане.

– Ты построил? – спросил Умей.

– Турки, – ответил Протасов. – Только они умеют строить.

Они посидели за столом, вкусно и разнообразно поели.

– Не «Мишлен», – резюмировал Умей. – А на хера нам «Мишлен», если здесь готовят как моя эне, моя мама готовила?.. Долю не забывай засылать!..

– А как же! – кивнул Протасов, поглаживая вмятину в черепе над самым лбом. – Давно засылаю…

Когда они полгода назад возвращались с переговоров по приобретению вокзала, Ольга вдруг сказала:

– Это он.

– Кто?

– Тот, кто убил моего Сашу. – Он не понимал. – Умей Алымбеков убил моего Сашу и почти убил тебя… Теперь мы у него вокзал купили. Теперь мы его партнеры.

Он долго молчал, а потом ответил:

– Я его убью.

– Не сейчас.

– Когда?

– Я скажу.

Этой ночью они не спали. Первая ночь, в которой между ними отсутствовала страсть. Он сначала испугался. Испуг был таким ужасным, какого он не испытал даже перед смертью, а потом вдруг расслабился, будто уже умер, и сказал ей:

– Я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю.

Только сейчас он понял, какое истинное наслаждение сокрыто в этом затасканном слове, не имеющего даже синонима. Прижаться к телу любимой женщины, гладить волосы, вдыхать ее запах, желать умереть с ней в один день – чувство куда сильнее, чем нескончаемая страсть, которую он считал признаком единения душ и тел. Понятие, в которое он верил, которое сам выдумал. Ему было спокойно и мирно, а из ее глаз выкатилось по слезинке – и почти тотчас испарились и, смешавшись с атмосферой, понеслись вместе с ветрами над бескрайними степями, чтобы в конце концов попасть двумя молекулами в нос гадкому ангелу с причиндалами. Он вдохнул их, две высохшие слезинки, причиндалы враз потяжелели – и ангел упал с ветки дерева, разбив о землю физиономию.

– Блядь! – выругался бородатый ангел, и матерное слово, как ни странно, почти сразу прижилось в мире ангелов. В кратчайшее время во всех ипостасях ангелы «блякали», старшие наказывали их ссылкой в атмосферы различных планет, а некоторых, особенно много «блякающих», стерли на веки вечные.

12.

Все собрались в польском городке Кшиштоф. Рассадка за столом была как в прошлый раз, и встреча начиналась как под копирку. Польский президент Якуб Новак был готов начать вступительную речь, но за другим концом стола закашлялся сильно пожилой Эли Вольперт, самый богатый еврей мира. Ему дали время утереть серые губы носовым платком…

Наконец все стихло.

В эти мгновения тишины в Кшиштоф прилетел десяток ракет средней дальности и «Пчелагейт», саммит по продаже пчел, закончился, так и не начавшись.

Только один великий и богатый инженер успел выкрикнуть:

– А как же моя ракета?!! Как же мой полет на Марс?..

Город Кшиштоф, как и город Блявиц, а точнее – значительная часть Польши, сгинули со всеми своими жителями и гостями в адском пламени. Те, кто мнил себя сильными мира сего, сгорели как спички.