Абаз почесал бочок своей козочки и подумал, что как-то не так все с саммитом в Кшиштофе случилось. И зачем Еропкино стрелять по Польше ракетами, пчелы-то здесь при чем. И не женился еще Фельдман на Рахили, Протасов все зашагивает правой ногой, американский предприниматель и инженер действительно пока не слетал на Марс, а молодой официант шабесгой Франчишек еще не успел проявить свои способности в этом мире.

Абаз хотел было сыграть на комузе и спеть красивую песню, но увидел сидящих на ветке дерева ангелов. Тот, который с причиндалами, уж очень сильно корчил ему рожи, а потом стал колотить своим совсем не рудиментом по грушевому дереву, сбивая с него плоды. Абаз постарался не замечать потусторонней гадости бытия и попытался думать о своей матери Сауле, которая погибла в песчаной буре, впрочем как и отец его Бекжан… И откуда столько песка тогда взялось в киргизской степи?.. Не Аравия же!

– От верблюда, – ответил тот, кто околачивал груши – странная функция с крылышками.

– Сгинь! – приказал Абаз.

– Сам сгинь, ничтожный идиот! – Абаз подошел к дереву и потянул руки к троице на ветке. – Ууууу, – кривлялся ангел. – Чего ты мне сделаешь? Я ведь вечен и бесплотен, а ты маленький конченый человечишка! – Абаз без труда стащил с ветки охальника, и того будто парализовало от невозможности происходящего. – Как же!.. Мне обещали!.. Я бесплотный ангел, проекция кинематографическая. Нельзя с экрана кинотеатра выхватить актрису и трахнуть ее!

Абаз привязал ангела собачей цепью за волосатую ногу и, несмотря на протесты, отборную нецензурную брань, крики, вытье и мольбы о прощении, до вечера пел свои песни. А потом молодой человек кормил козочку. А чтобы спокойно провести ночь, разглядывая созвездия, приближая их по собственному усмотрению, будто он телескоп «Хаббл», заткнул тряпкой осипшую от криков и визгов глотку невольника. Сегодня его интересовали кварки.

Эли Вольперт и Фельдман по утрам гуляли по узким улочкам Бляйвица и беседовали в вольном стиле.

– Пожалуй, мы не появимся на встрече в Кшиштофе.

– Почему? – удивился Абрам.

– Я думаю, туда никто не приедет. Все предприятие звучит как скверный анекдот или мальчишеская придумка. Никто не привезет этому узкоглазому американские бюджеты – может, прилетит от кого-то посыльный и купит парочку банок с медом. Как икру русскую покупают. Вот ведь: икра есть – России нет… Ведь пчелы никуда не денутся: разлетятся по миру и как инстинкт подскажет расселятся по брошенным пасекам и опылят все посевы.

Абрам поглядел на маленькую католическую церквушку и почему-то вспомнил свою Рахиль. Он так затосковал по ней, что даже руки задрожали…

– Наверное, вы правы. Никто не приедет в Кшиштоф.

– А ты, я так понимаю, там погулял как следует! – усмехнулся миллиардер. – Еще разок мечтаешь?

– Откуда вы…

– Хочешь сахарной ваты? – спросил Эли и щелкнул пальцами охраннику, который тотчас метнулся к ларьку.

– Я жениться хочу! – вдруг признался Фельдман.

– Неожиданно. И за чем же дело стало?

– Надо в Тель-Авив ехать. Это очень долго. Она сама не может приехать в Европу – поддерживает отца. У него сделка с этим… Выдающимся инженером богатым.

– Часа три на самолете – и ты там…

– Я не летаю. Я хожу пешком, а через море как придется.

– По воде идешь? – Старый Вольперт сегодняшним утром, юным и нежарким, средней влажности, пахнущим спелыми яблоками, чувствовал себя непривычно хорошо. Был бодр, а оттого даже шутил.

– Если бы я мог…

– …ты бы стал Христом.

– Христос не ходил по воде, а то я бы тоже попробовал.

– Ходил он по воде или нет, мы не знаем. А ты даже не пробовал. Вдруг получится?.. – Эли откусил сладкой ваты, и обычно серые губы слегка порозовели от прибывшей крови. – Чего не ешь?.. Пробовать надо даже то, во что не веришь.

– Ем… – Фельдман укусил огромный ватный шар, вдруг представив вместо него личико Рахили. – Я все больше попутными кораблями… – «Ах я беспутный и нечистый!» – подумал Абрам, но понял, что это вовсе не личико его Рахили, а лицо Светки Размазни. Он еще глубже упал в грусть, осознав, что душа его слаба, что и сотен микв не хватит, чтобы чистоту навести в его главной квартире, куда войдет Рахиль. Там должно быть как в операционной больницы, стерильно, с отциклёванными полами, ясными окнами. А все же тянет его к Светке…

– Вкусно?

– Да, ребе…

– И к Светке, в общем, можно, – поддержал Фельдмана Эли. – Но я бы взял другую. Чтобы накопить больше опыта, чтобы к твоей невесте в брачную ночь пришел мужчина, еврей, который, как Давид, знает, что делать…

Даже сладкой ватой можно поперхнуться, что Абрам и сделал. Кашлял, как собака на привязи.

– Вы точно праведник? – спросил Фельдман.

– Я лет шестьдесят уже не захаживал к Светкам и Маринкам. Так что праведник. Не сомневайся.

У Абрама отвисла челюсть: он никогда не слышал, чтобы праведник так и заявлял, что он праведник. Так же можно и Мессией назваться.