Подмена понятий или просто серая мораль? Сам черт ногу сломит.

Альдред ненароком обеспечил своё будущее в вечности, пускай не задумывался о том всерьез. Пускай не жил ремеслом своим так, как другие.

Позиция сестры Кайи возмущала его, и на то у него имелась куча причин. Ему казалось, она несколько оторвана от яви, позабыв за годы службы, какие вызовы бросала ей судьба в миру.

Жить и жить. Снова, снова, снова и снова. Это безумие. Ибо кроет за собой страдания из раза в раз.

Иерархическая пирамида, наказанная Светом и Тьмой, сделала наставницу той, кто она есть. Пусть так. На её месте Альдред разорвал бы эту порочную цепь для себя. На этом же воплощении. В отличие от неё он помнил, что ему пришлось пережить. Ещё одной такой доли он принять не хотел.

Куратор попросту не понимал: сестра Кайя – истинная соль земли. Почище даже инквизиторов, что бы ни говорил архиепископ Габен.

Своё мнение практик решил придержать. Ментор – не та, кому бы он стал перечить. Ибо знал, что ей обязан всем, что имеет. Без неё у него не было будущего.

Так он считал. Но каждый обманывается по-своему.

Молчание установилось на минуту-две. Его нарушила сестра Кайя:

– Холодает уже. Да и дождь скоро начнётся.

– Да. Надо вернуться в Башню. Вы и так ослабли. Будет очень некрасиво, если Вы заболеете… и без того, – промямлил Альдред.

Наставница снисходительно улыбнулась ему, подавая руку. Милый мальчик, думала она: ведёт себя, как сказочный принц на белом коне. Такого ей Свет с Тьмой ещё не посылали. Сам Альдред не считал себя таким. Просто был признателен ей за всё и чувствовал неотвратимую привязанность.

Альдред неуверенно взял руку. У сестры Кайи ладони были шероховатые: не счесть часов, сколько она провела, фехтуя и воюя под столькими знамёнами помимо церковного. Зато тыльная сторона оставалась бархатной и очень мягкой.

Ментор ещё источала чарующий девичий жар. Он замлел.

Кайя приложила усилие и потянула его, помогая встать. Затем тронула мальчишку за предплечье, стала щупать, заглядывая прямо в глаза. Альдред легко дался, как самый верный пёс, позволяющий хозяину любые манипуляции.

– Я бы тоже не хотела, чтоб ты захворал. Видно же, ты будто на иголках, – елейным голоском говорила наставница. Она не переставала трогать его мышцы сквозь ткань, чувствуя напряжение. – Пойдём ко мне в кабинет. У меня есть к тебе разговор. Нам нужно всё обсудить не позднее отбоя.

Практик приподнял бровь от удивления.

– Разговор?

Можно подумать, сейчас их кто-то мог подслушать!

– Я так и сказала. Но обо всём по порядку…

Они поравнялись и мерным шагом, будто двое робких влюблённых на прогулке, ушли с прилегающей к собору территории. Прочь от кисло-сладкого запаха горелой плоти. Подальше от заунывного пения служителей храма. Туда, где не слыхать колоколов.

Город сиял самоцветом во тьме позднего вечера. Вторая фаза дня знаменовала совершенно другую жизнь горожан.

Бесчисленные чиновники уже разъехались по поместьям, ремесленники и торговцы – свернули лавочки. Студенты разбежались по общежитиям да по тематическим клубам и собраниям. На смену мерному труду пришла праздность.

С ипподрома, унаследованного от былых хозяев Города, то и дело доносились восхищённые возгласы толпы. Везде сновали работяги, думая, куда бы приткнуться. Сомнительные личности выглядывали в толпе простофиль.

По улицам повсеместно гулял слабый запах дурмана из курилен в подвалах и на цокольных этажах. Отовсюду и ниоткуда: пока не подойдёшь в упор, не поймёшь, где устроили притон пропащие люди.

Градоправитель утроил стражу. О том, кто пал жертвой преступления, станет известно поутру – хорошо, если уже завтра.

То и дело в окрестных каналах проплывет заколотый конкурент или несговорчивый судья. Под заборами лежат забитые до смерти пьянчуги. В закутках валяются удушенные шлюхи с панели – самые дешевые и оттого беззащитные. Тесня крыс, из катакомб выходят нищие, заходят – полоумные сектанты. За заколоченными ставнями заброшенных домов гниют уголовники, над которыми учинила расправу враждебная банда. В лесополосе собаки-людоеды раздирают случайного прохожего. А маньяк, прозванный Учёным, устраивает внеплановую трепанацию новому плотскому интересу.

Но всё это происходит где-то на изнанке Города. Глазам инквизиторов открывались только смех и веселье, присущее ночной жизни здесь.

Тут и там из корчем, гостиных дворов и захудалых пивнушек слышатся весёлые песни забулдыг, свара, потасовки, скрежет битого стекла. Так простолюдины зализывают раны после трудового дня.

Из борделей и переулков наружу рвались громкие, сладострастные стоны падших женщин, которым их работа давно перестала приносить былое низменное удовольствие. Все развлекались, как могли. Но большинство – просто прохаживалось по светлым улочкам после сытного ужина под чётким надзором стражи.