Открывшаяся перед Фааратом картина заставила на миг застыть. Но лишь узрев, как под злым до крайности Садэром бледная Давина закатила глаза и рухнула в обморок, змей с размаху двинулся на товарища, плечом сбрасывая того с девушки.

Фаарат был сильным и ловким, но в жилах Ориандрэ текла кровь воинов, и драться с ним было глупо и, возможно, фатально для безвольно застывшей в одной позе девушки.

Не дав шааду подняться на ноги, Фаарат было двинулся вперёд, чтобы укусить Садэра и тем самым нейтрализовать хотя бы на час.

Шааду его смертельный яд был не страшен, благо у всех в их группе был иммунитет на него, но всё же в большой дозе…

С другой стороны, чтобы укусить эффективно и наверняка, надо было целиться в шею. С Садэром проделать этот финт было почти невозможно.

— Забери её. — Голос Аникея за спиной звучал острее лезвия. Недовольно посмотрев на медленно вставшего с пола Садэра, Фаарат неохотно качнул головой, замечая, как крыло дракоши исчезло вместо двери, и узрев оборотней в проёме.

Тех, кого знает не первый день и от которых такой безразличности не ожидал.

С ними он разберется потом, а сейчас надо было спасать девчонку. Она очень сильно «холодела», он видел это, и подсказывает ему интуиция, что это не от шока.

Воины закружились по комнате, готовясь сражаться не на жизнь, а на смерть. Фаарат однажды уже видел эту картину, только тогда они были моложе, тогда Садэр держал себя в руках, и дрались они не из-за женщины. Сейчас же…

— Ты надругаешься над девушкой, которую любишь?

Задал вопрос в лоб потомок Фиола, концентрируя внимание обезумевшего от ненависти шаада на себя.

— Она меня предала! — Зарычал по-звериному свирепо Садэр. — Моя!!!

Рыкнул он, когда краем глаза заметил, как Фаарат поднимает её с кровати. Нааг прижал девушку к себе покрепче и бросился в окно, Садэр последовал за ним, но Аникей преградил ему путь.

— Будь я проклят, Садэр, если позволю тебе совершить самую страшную ошибку в твоей жизни.

Они сражались без оружия, как воины в древние времена.

Один сражался за ненависть, второй за счастье своего соперника, потому что своё он уже давно потерял.

"Почему это случилось с нами? Почему это случилось со мной?"

Давина Фиалковски

Кап-кап-кап.

Я слышу, как капает дождь, лёгкий ветерок касается моих треснувших губ, принося капельку боли. Я слышу, как шелестит уже не весенний, но и не летний ветер, который сносит с юных стеблей бутоны цветов. Он гуляет в садах, лаская плоды деревьев и кустарников, которые только-только разгледел солнце, и греет своими лучами.

Я слышу… И это, наверно, хорошо.

Наверное…

Всё тело колит, и я понимаю, что мне больно. Особенно сильно болят пальцы рук.

Мне трудно с ними пошевелиться, и всё-таки я делаю попытку и сгибаю их в кулак, ощущая, как энергетические каналы ноют от разрыва.

Да, точно, Лу.

Я не успела отвязаться от него, а когда пришёл Садэр… Кажется, моей куклы больше нет, он разорвал её на щепки, и не только её.

Недавние события не приходят внезапноой лавиной в мою тяжелую голову, нет, я как будто их и не отпускала, не забывала. Оттого рана в груди нещадно щемит, и мне совершенно не легче от мысли, что всё прошло.

Я жила в калейдоскопе событий до моего обморока, но что случилось дальше?

Воспоминания меркнут, когда я услышала треск своей порванной рубашки.

Ужасная догадка приходит мне в голову как гром среди ясного неба.

Нет.

Нет, Садэр бы так не поступил со мной!

Он бы не надругался надо мной!

Не он! Не он! Только не он!

Не обращая внимание на боль в пальцах, безумно вожу ими по телу, пытаясь разлепить веки, но тщетно.

Ощутив подушечками левой руки мягкую текстуру шелковой рубахи, слишком дорогой для моего гардероба, я замираю как ледяная статуя, жадно черпая воздух приоткрытыми губами, ощутив на своё голое тело чужую одежду.

— Нет…

Говорю в голос, и сердце разрывается от очередного приступа боли и унижения, а ещё от чувства потерянного. Надо было так рьяно защищать то, что отобрали так грубо, гадко и небрежно?

Как мне теперь жить?

Что в себе ценить!? Как считать себя девушкой, ведьмой, будущей матерью?!

Слёзы текут по щекам, как и те капли воды с неба, хочется выть и кричать. Умолять, чтобы это был лишь сон.

Но глубоко внутри себя я понимаю, что даже не могу его ненавидеть.