– Скажи мне одну вещь, – осторожно начала Паола, стараясь подавить в себе последние искры надежды. – Ты по-прежнему веришь, что это я разбила твой автомобиль четыре года назад?

Ответом девушке было молчание.

– Ничего не изменилось, ведь так? – спросила Паола.

Лицо Руны окаменело.

– Вряд ли это стоит обсуждать тут и сейчас.

– В таком случае, когда же мы это обсудим – когда при первом же нашем скандале ты напомнишь мне, как безответственно и безрассудно я себя веду?

– Смешно, что ты волнуешься о вещах, которые никогда не произойдут.

На глаза начали набегать слёзы, и Паола прикрыла их рукой.

– Разве? У моей матери была интрижка. За долгие годы супружеской жизни она допустила этот маленький промах. Отец простил её, но постарался сделать так, чтобы она никогда этого не забывала. Я не хочу ничего такого в своей жизни.

– Понимаю. – Руна сделала знак принести счёт и с мрачным видом стала расплачиваться, потом помогла девушке выйти из-за стола. – Пойдём.

– Куда?

– Туда, где сможем обсудить то, что тебя так тревожит. Я хочу, чтобы ты кое-что увидела.

Руна крепко держала невесту за локоть, сопровождая к автомобилю, который им подогнал швейцар ресторана.

– Ты меня пугаешь. Что произошло? – спросила Паола, когда они уже двигались в потоке автомобилей.

Не поворачивая головы, Руна ответила:

– Я хочу, чтобы ты наконец поняла, почему я так отношусь к пьяным водителям. Может, это ничего не изменит, и ты останешься при своём мнении. Только в любом случае, нам удастся лучше понять друг друга.

Всю остальную дорогу Руна молча вела автомобиль. Приехав, молодая пара поднялась не в студию, а в расположенную этажом выше квартиру, предназначавшуюся для гостей студии и самой начальницы, когда она поздно задерживалась на работе.

– В настоящее время это единственное место, которое я могу назвать своим домом, – пояснила хозяйка, пропуская Паолу в гостиную.

Эту квартиру вряд ли можно было назвать домом. В обстановке преобладали всё те же хромированные части и тёмная кожа, которые делали её неуютной и холодной, хотя открывающийся из окон вид был захватывающим. Не обращая внимания на попытки Паолы завязать разговор, Руна нажала кнопку на пульте управления, и одна из стен сдвинулась в сторону. За ней располагалась самая современная теле – и киноаппаратура.

– Садись, – приказала она.

– Я не сделаю этого, пока ты не объяснишь, что происходит.

Руна продолжала рассматривать катушки с киноплёнками, пока не нашла ту, что была нужна. Она запустила кинопроектор, пересекла комнату и подошла к Паоле. Прежде чем та успела опомниться, Руна крепко обняла её за талию и увлекла за собой на кожаный диван. Вырываться и протестовать было бесполезно. Она просто прижала к себе Паолу, и сопротивление ничего не давало.

– Отпусти меня! – всё-таки вскрикнула девушка, но рука, сжимавшая железным обручем плечи, затрудняла даже малейшее движение.

Паола ощутила каждую женскую выпуклость мускулов. Ей ещё никогда не приходилось чувствовать этакую силу, и она была встревожена той лёгкостью, с которой Руне удалось положить конец всем попыткам освободиться. Беспомощность вызывала противоречивые чувства гнева и возбуждения. Казалось, Руна не обращает внимания на смятение Паолы. Её взор был устремлён на экран.

– Теперь смотри, почему я испытываю непонятные тебе чувства.

Попытки Паолы освободиться затихли, когда стало понятно, что ей предложено смотреть. Девушка с ужасом наблюдала за происходящим. Это были кадры авто-катастрофы, снятые для выпуска новостей, – грубо смонтированные и резко перескакивавшие с одного на другой. Но происходящее нельзя было спутать ни с чем. Две искорежённых до неузнаваемости автомобиля с трудом позволяли определить, где кончался один и начинался другой. Комментарии к такому страшному изображению смерти и разрушения не требовались. Потрясённая зрительница простонала, когда камера приблизилась к полицейским, занятым извлечением тел погибших из искорёженных останков автомобиля.

– Плёнка смонтирована для телевидения, – пояснила Руна.

Её голос был бесстрастен. Паола внутренне содрогнулась, она едва могла выдержать это зрелище. На экране появились кадры, где полицейские допрашивали парня, пьяного и плачущего то ли от потрясения, то ли от раскаяния. Ясно одно – это водитель автомобиля, ставшим причиной аварии. Когда мужчину вели к полицейской машине, лицо человека по-прежнему было в слезах.

Руна выключила проектор, и Паола ощутила, что её лицо тоже стало мокрым от слёз.

– О боже, что это?

– Это съёмка авто-катастрофы, в которой погибли мои родители, – холодно сообщила она. – Спустя много лет, работая на телевидении, я наткнулась на эту плёнку в архиве. Вот и храню её как напоминание о том зле, которое могут принести пьяницы.

Паола посмотрела на неё горящими глазами.

– Если ты подразумеваешь таких людей, как я, почему бы не сказать об этом прямо?

За обманчивым блеском глаз Руны царила непроницаемая темнота.

– На воре шапка…