Лишь несколько особенно прытких скорпионов оказались вне области замедления. Оррик выдохнул с облегчением и тут же заорал на орков, чуть не попадавших навзничь при виде настоящего чародейства, снова:

— Чего замерли?!? Пошевеливайтесь, пока заклинание держит этих тварей!

Он улучил миг, чтобы задержать взгляд на Меламе. Чернокнижник, конечно, потом скажет, что опасности для него всё равно не было…

*****

— Опасности для тебя всё равно не было, — отмахнулся Мелам.

Время спокойно поговорить наедине у них нашлось вечером, в шатре Мелама, где сейчас ночевали они оба. По счастью, крыши у шатра не было, так что обет Оррика не проводить под одной крышей более трёх дней и ночей пребывание здесь технически не нарушало.

— Даже не успей ты выскочить из области действия Расплавления Песка Времени, твоя скорость относительно скорпионов осталась бы той же. К тому же, примитивных существ это заклинание обычно пугает и дезориентирует. И в тот момент нашей основной задачей было не позволить им расползаться повсюду, не так ли?

С логикой Мелама было не поспорить, так что Оррик спорить и не стал, лишь молча кивнул, но зарубку на память сделал.

— Ведь если бы они расползлись, мы потеряли бы минимум день, а может несколько, — продолжил свои рассуждения Мелам. — По закону и обычаю Ваану, древние клады и наследия принадлежат не обнаружившему их, а сумевшему извлечь. Извлечь же наследие наставника Зеша за пределами пяти Выпадающих дней нам вряд удастся. Чернь на улицах называет их Колдовскими днями и болтает, будто в это время наша сила возрастает до предела. На то она и чернь, чтобы верить во внушённые ей глупости. На самом деле в эти дни и ночи привычные законы и барьеры нашего мира ослабевают, так что магия может и становится более могущественной — но также менее стабильной. Для основной массы простых и заурядных заклинаний существенной разницы нет, хотя во время Выпадения их тоже лучше творить с особым тщанием. Но вот что касается заклинаний замысловатых и старинных, вроде тех, что хранят древние гробницы от недостойных, то эта нестабильность делает их более… ну, скажем так, хрупкими. Сейчас для нас благоприятен и год, не буду уже углубляться в то, как это вытекает из положения светил, рассказ о древних магических системах Ваану и их связи с астрологией тебя лишь утомит. Но несмотря на всё это, моих сил вряд ли хватит, чтобы развеять защиту гробницы. Это одна из причин, по которой я пригласил Геси участвовать, так что, прошу тебя, не обращай внимания на её отсутствующие манеры и отвратительные привычки.

— Уж это я как-нибудь переживу, — отмахнулся Оррик. — Лучше объясни наконец, почему ты считаешь, будто этот Зеш оставил в своём склепе наследие, а не пару своих любимых чародейских ловушек. В прошлый раз нас прервали.

— А, — Мелам на некоторое время задумался. Посмотрел в свой опустевший кубок и на опустевший поднос между собой и Орриком. Отставил кубок, сел очень прямо, сложил пальцы обеих рук в замысловатый волшебный знак, и тихим, ровным голосом заговорил на Высоком Наречии:

Моё тело — косяки и петли, моя воля — дверь, мои слова — ключ.

Дар супруги владетеля тёмных вод, предстань передо мной.

Дар дочери облачённого в серебряную чешую, предстань передо мной.

Дар внучки владыки жизни, предстань передо мной.

Вспышек призрачной сверхъестественной энергии не было, просто воздух словно бы начал сгущаться и на подносе из ниоткуда образовалась изрядная горка горячих лепёшек, да румяных пирогов, начинённых рисом, просом и овощами. Кубки же обоих присутствующих наполнились густым пивом, которое Оррику не шибко нравилось, но всё же сильно превосходило по вкусу грязноватую воду из местного источника

Человек невежественный мог бы счесть наколдованные еду и питьё обманом, чародейской иллюзией. Или подумал бы, что странно со стороны чернокнижника, ревностно оберегающего секреты своего искусства, показывать своё заклинание другим. Оррик, однако, знался с чародеями и раньше. Так что ему было известно — слова Мелама, начиная с «Моё тело…» были хорошо если десятой частью полного заклинания, а лишь завершающими словами, произнесение которых воплощало магию в жизнь. Примерно как нажатие на рычаг арбалета, посылающее болт в цель. Но если руки слишком кривые, чтобы арбалет сперва зарядить, то сколько ни жми, а толку не будет. Исхитрись даже Оррик подслушать и основную часть заклинания, ничего не изменилось бы. Потому что она была сложным ритуалом, в котором не все необходимые элементы были внешними. Ну и конечно все заклинания, заслуживающие называться заклинаниями, требовали Второго Дыхания, но как раз в этом Оррик не так сильно отставал от Мелама.

Пока эти мысли мелькали в голове Оррика, Мелам шумно выдохнул и сел поудобнее. Даже заклинания, которые чародей, за счёт упорной практики и подъёма общего уровня своей силы, освоил в достаточной мере, чтобы заставлять их срабатывать раз за разом, не начитывая всё с начала, всё-таки вызывали некоторую физическую и умственную усталость. День за днём кормить толпу работников наколдованной едой Мелам может и мог, но не хотел. Оррик, меж тем, взялся за лепёшку и откусил хрустящий краешек.

— Вкусно?

Оррик промычал в ответ нечто утвердительное. Творения Мелама действительно были хороши, такое, пожалуй, могла испечь опытная кухарка, отобрав лучшую муку и начинку.

Чародей чуть улыбнулся:

— Я знавал одну волшебницу, пришедшую в Ваану издалека. Она считала, что магу не следует полагаться в жизни на одни лишь чары и полезно обладать навыками смертных. Когда я потратил примерно полтора десятидневья, чтобы выучить то заклинание, плодами которого ты сейчас наслаждаешься, она продолжала спорить, утверждая, что ей очень легко будет сменить рецепт пирогов, а мне для этого нужно будет учить заклинание заново, если у него вообще есть нужный вариант. Но всякий кто пробовал её стряпню, отдавал предпочтение наколдованной мною еде.