В то же время подавляющее большинство религий признает высшего Бога, создателя Вселенной, на что указывают многие современные африканские авторы, старающиеся опровергнуть сложившееся мнение антропологов [489] . Долгое время Запад напрасно гордился тем, что «изобрел» монотеизм и свысока поглядывал на все прочие религии, объявляя «языческими» или «примитивными», хотя монотеизм был, если так можно выразиться, «придуман» Заратустрой в VI веке до н.э., а сведения, которыми мы располагаем на настоящий день, позволяют нам сделать вывод, что уже в глубокой древности африканские верования были монотеистическими, хотя и допускали некоторый политеизм. Например, в сказаниях народа динка упоминается нечто подобное семитскому мифу о рае: в незапамятные времена, когда люди могли беспрепятственно общаться с богами, они не знали, что такое страдания и смерть. Здесь, как мы видим, неприятие африканцами двух бедствий, ставших неотъемлемой частью человеческого бытия, своего рода стихийное кредо, которое можно выразить парафразом: «Не может быть, чтобы нас создали только для страданий и смерти. Видимо, раньше такого не было, и все изменилось после какого-то несчастного случая». Возможно, миф о рае носит общечеловеческий характер, потому что в нем отразилась ностальгия по утраченному детству.

Отождествление сверхъестественных сил с земной реальностью свидетельствует не о слабости богов, а о необходимости показать божественные воплощения низшего порядка в истории о сотворении мира. Ибо в африканских религиях, так же как, впрочем, и в «Генезисе», рассказ о зарождении мира передается в форме преданий. Никто не удивляется человеку-льву или человеку-шакалу в африканских культах или сходству Создателя с патриархом древнееврейского общества в иудейском и христианском монотеизмах в образе капризного и завистливого старика с белой бородой.

Божественная вездесущность, исповедуемая африканскими религиями, долгое время не воспринималась европейцами, которые никак не могли решить для себя две альтернативные проблемы: либо Бог есть, и тогда по отношению к ним он почему-то проявлял странную несправедливость, за что они отказывали ему в привилегии считаться воплощением Добра, либо Бога нет, и тогда мир представлялся им полным абсурдом. Для африканца, напротив, противоречия носят поверхностный характер и идут от неспособности человеческого существа понять окружающий мир во всей его полноте. Издавна известна вера народа йоруба [490] в одновременное существование на небе и земле, но так никто до сих пор не дал этому толкового объяснения, пишет нигериец Воло Соинка [491] . «И это вовсе не абстракция. Йоруба, в отличие от европейцев, нет дела до чисто концептуальных аспектов времени; время слишком конкретно реализуется в жизни, религии, чувственном восприятии, становясь тем средством, при помощи которого объясняется метафизический порядок мира...» Однако, в противовес некоторым европейским теориям, носящим явно расистскую окраску, йоруба четко видит различие «между собой и божествами, между собой и своими предками, между виртуальным и реальным миром...» (Соинка).

Кроме того, необходимо подчеркнуть, что самые «современные» африканские культы имеют схожие представления с отмирающими религиями; примером тому могут служить североамериканские индейцы, которые уже в начале XX века чувствовали себя ответственными за судьбы человечества в той форме, в какой оно выражено у экологов. В самом деле, перед нами религии подлинного единения с природой. Как писал Рене Бюро [492] : «Африканец не чувствует себя абсолютным хозяином природы. Природа наполнена божественными существами, в руках которых находятся источники плодородия, здоровья и общие природные явления...» Бог, «верховный предок и некая божественная ипостась, иногда сопровождаемый несколькими близнецами и множеством невидимых человеку существ... управляет вселенской реальностью, которая и есть жизнь. Мир построен согласно этой модели, обратная сторона которой — смерть. В этом смысле можно говорить о «космобиологической» религии. Человек — составная часть космоса. Он живет в нем, он зависит от него, он пользователь, но не хозяин». Лучше не скажешь, ибо африканские религии уже давно признавали ценности, которые сегодня открывает для себя белый человек после того, как «успешно» отравил воздух, воду и землю, а все потому, что слишком долго считал себя полновластным хозяином на земле.

Так, в Африке на примере «простой организации жизненного пространства (устройства сельского жилища) можно видеть заботу о поддержании порядка, лежащего в основе отношения человека к окружающей среде», замечают А. Ба. Хампат и Жермен Диетерлен [493] . «Известно, — пишет Соу, — что в устройстве некоторых жилищ отразилась структура космоса... Являясь самой малой частицей космоса, оно (жилище) приспособлено для жизни человека и в то же время представляет собой суперструктуру, выражающую в самой высокой степени концепцию Вселенной» [494] .

Мы не сможем понять суть африканских религий (как, впрочем, и все так называемые «примитивные» религии), если не уясним основополагающий принцип мироздания, заключающийся в необходимости сохранения предвечного порядка. Впрочем, мы встречаемся с подобным взглядом на мир у Жан-Жака Руссо в знаменитом мифе о «добром дикаре». Он предполагает посмотреть на мир со стороны и определить, что собой представляет природа на настоящий момент и какой она должна быть в будущем, чтобы соблюсти первозданную чистоту и избежать загрязнений [495] . Сторонники этой концепции могут дойти до самых нелепых крайностей; так, «у народа кикуйю (Кения) человек объявлялся нечистым лишь из-за того, что не отвел глаза, когда обитающая в водной среде лягушка прыгнула в огонь. Подобный проступок считался грехом, и человек должен был исповедаться» [496] . «Люди из племени ба-ила, называвшие странные и непонятные им вещи tonda (термин, по смыслу аналогичный слову «табу»), отказались попробовать на вкус бананы, когда впервые эти фрукты были завезены в их края, мотивируя тем, что они не что иное, как tonda» [497] .

Такова подоплека культа предков, практикующегося африканцами, так же как, впрочем, китайцами (но по другим причинам): мертвые, видевшие мир в его первозданном виде, наделены верховной духовной властью. Например, у народов талленси и лодагаа, живущих на севере Ганы, именно мертвые диктуют живым, как надо вести себя [498] .

По всей видимости, именно по этой причине дьявол, играющий в нашей мифологии столь значительную роль, поскольку с самого начала участвовал в мироздании, отсутствует в африканских религиях, несмотря на христианское и мусульманское влияние. В самом деле, если бы возникла необходимость рассматривать его как врага, то пришлось бы тут же признать, что нечистота существовала во все времена, иными словами, нечистота была составной частью чистоты, а это несовместимо с африканской религиозной философией. В африканских религиях нет первородного греха, а есть только ошибка. Зло в мире возникает от неспособности индивидуума вписаться в космический порядок, для поддержания которого — а от этого зависит сама жизнь — необходимо выполнять определенные ритуалы и не нарушать установленные нравственные нормы, что всегда поражает западного наблюдателя, привыкшего к «светскому характеру» поведения, то есть относящегося с полным пренебрежением к тому, как он себя ведет в обществе.

Так, в космогонии одного вымирающего народа ик, живущего в горной местности на юго-западе от озера Рудольф, между Суданом, Кенией и Угандой, небесное божество Дидигвари дало мужчинам рогатину, посоветовав при этом не убивать друг друга, а охотиться и собирать фрукты. С той поры люди имели свободный доступ к божеству, и, чтобы с ним поговорить, им надо было только взобраться вверх по лианам. Однажды после удачной охоты мужчины не поделились добычей с женщинами. Разгневавшись, Дидигвари перерезал лианы, и мужчины больше не смогли подниматься по ним, чтобы увидеться со своим божеством. Так в легенде отразилась необходимость в проявлении таких добродетелей, как доброта, благородство, уважение, любовь к ближнему, честность, гостеприимство, сопереживание, милосердие, без которых не выжить в условиях пустыни. В представлении народа ик человек, наделенный подобными добродетелями, не ждет какого-то вознаграждения от небес, ибо уже счастлив тем, что может проявить свои добродетели [499] .