— Пожалуйста, — всхлипывая, прошу. — Уже можно. М-м-м…

— Тшш, тшш, перестань. Успокоишься — я отвезу домой, как обещал. Даш?

Не подошла? Устроила представление? Разыгралась и переиграла саму себя? Или не так себя повела? Не возжелала мужика и не предложила все сама? Они не терпят, когда мы, женщины, канючим о простом внимании, жаждем ласки, поцелуев, нашептываний на ушко, а не физиологического проникновения и поршневых движений, словно человеческий гамадрил нефть качает; когда шипим в порыве страсти, надеясь не на минутную прелюдию и грубое прикосновение засаленной противными слюнями руки к раздувшимся от грубой силы половым губам, когда мы ждем улыбки и внимания, хотим услышать, как прекрасны, раскрепощены, желанны, красивы в своей сексуальной разрядке. Мечтаем слышать, как сильно нас хотят, как изнывают от того, чем не в состоянии управлять, а не:

«Твоя пизда прекрасна! Ты узкая и ох.уительная, шлюшка! Еще хочешь поскакать, а в попу дать? Отъе.ать? Бери его, соси, облизывай…» — и в нашу глотку член суют до рвоты, похлопывая головкой по плачущим от грубости губам.

Постанываю и громко выдыхаю:

— Гад! Ты гад…

— Тшш, тшш, перестань, — шепчет мне в макушку. — Не плачь, Даша.

Ты посмотри, какой садизм развел на ровном месте! Абьюзер, сволочь… Что со мной? Все просто! Испортил, сука, настроение, сбил направление на близость, теперь вот издевается, словно маленького ребенка баюкает, утешает жалкий плач, за то, что выплюнутую соску не успел с земли поднять.

— Прекрати это! — рычу и дергаюсь. — Бери, что предлагают, или разбежались на хрен! Что ты делаешь, зачем измываешься? Это, по-твоему, взрослые отношения, Ярослав? По-честному, когда женщина предлагает себя, даже просит, она тебя, скота, упрашивает, томлением изнывая, а ты строишь из себя положительного чудака и типа ласкаешь? Это не ласки. Мне не нравится, даже неприятно и очень больно. Не умеешь трогать женщину или не дано? Ты сдавливаешь меня, крепко держишь и вытворяешь дичь. Отпусти, я успокоилась. Довольно! Остальное не интересует. Ну?

— Не плачь, пожалуйста, — тихо произносит.

Я не плачу! С чего он взял? Но руку к своим глазам все-таки подношу. Касаюсь пальцами ресниц и ощущаю обильную влагу, стекающую по щекам. Как он узнал? Я ведь не кричу.

— Ты насилуешь меня, совсем не догоняешь, да? — хрюкнув, наконец-то всхлипываю, больше не скрывая слез, собравшихся у глаз. — Не умеешь трахаться, да? Стыдно-стыдно, смазливый мальчик. В тридцать два, ох-хо-хо, ох-хо-хо. Ты же был женат! — зло смеюсь. — Теперь кое-что становится на свои места и обретает очертания. Поэтому ты развелся с этой, как ее, Викторией. Не твоя «победа», Ярик, угу? Я ей, несчастной, немного сопереживаю. Бедная женщина с таким-то дефективным мужем. Но сына ты ей дал, а это значит, молоток! Никто типа не опростоволосился. Так?

— Тшш, тшш, кумпарсита… — гладит волосы, трогает пальцами жаркий обводок моего уха. — Мне очень жаль.

Ему жаль? Бедняга! Себя жалей, инвалид проклятый. Поговорим теперь о жалости? Господи! Когда он прикончит этот мерзкий фарс?

— Я хочу уйти! — пытаюсь приподняться, но он не отпускает. — Я удовлетворена. Было незабываемо и весьма прикольно. Новый опыт, если честно. Как будто ни хрена, но что-то все же было. Ты талантливый любовник, но мне домой пора.

— Я отвезу, — спокойно предлагает.

— Ой ли? Не стоит утруждаться, Ярослав, — предпринимаю еще одну попытку встать, и снова ничего не получается. — Р-р-р!

— Даш, я, правда, не хотел ничего дурного. Ты неправильно поняла.

Как понять-то, если говорит средневековыми загадками и народным фольклором!

— Мы трахаться будем или ты намерен одной рукой разгладить складки на моей коже? — ерничаю, завожусь, накопленную желчь выпускаю. — Я помогу, товарищ, если ты не против?

— Угу, — гундосит, прикусывая мочку моего уха.

— Интимное женское начало находится немного ниже, — укладываю свою ладонь на блуждающую по моему животу мужскую руку, направляю в нужном направлении и загибаю нашу связку, придавливая себе плоть. — Другое дело! Начинай — пора! Сначала по часовой стрелке, а затем против. Сразу пятерню не загоняй, дождись, когда там станет мокро или скользко, липко. Это значит, что я потекла от твоих профессиональных ласк.

— М-м-м, — мычит и тянет наши руки вверх. — Ты ведь этого не хочешь…

Какое ценное наблюдение! Но… Он не прав!

— Хочу, еще и как! — пытаюсь повернуться к нему лицом — Ярослав не позволяет, лишь сильнее притягивает неживой рукой к себе. — Боишься, что сломаешь меня или надругаешься над только зарождающимися чувствами. Не обольщайся, их нет пока и вряд ли в скором времени будут. Всего неделя прошла. Я только-только привыкла.

— Я не тороплю тебя, — отвечает.

— Уверен? — хмыкаю.

— Да, — медленно проводит подбородком по моей макушке.

— Тебя страшит тот факт, что, если все сейчас случится, значит, больше не к чему стремиться и ты как будто даму сердца завоевал? Настроился на продолжительный процесс? Не переживай об этом, я умею контролировать свои чувства. Хочешь долгий период ухаживания? Я запросто сыграю неприступную девицу. Брать штурмом будешь каждый раз, как захочется интима. Начнешь добиваться, словно в первый неумелый раз. На ревность спровоцирую, тем более что с тобой это срабатывает с полуоборота. Ты умудрился…