— Я думаю, все пройдет, как по маслу, как по накатанному. Вика, дорогая, не надо волноваться, — наклоняюсь к ней и шепчу в ухо, — тебе ведь вредно. Зачем ты нагнетаешь?

Она в очень интересном положении и, по правде говоря, уже давно! Налицо нескрываемый огромный срок живого бремени, а сама Виктория — откровенно безобразный шар на ножках. Ожидание второго ребенка сильно разнесло по сторонам до этого очень стройную и гибкую женщину.

— Стараюсь контролировать себя, но ничего путного не выходит, — поскуливая, отвечает. — Вот совсем впустую, Даша. Повторяю, как мантру: «Не волнуйся, не волнуйся. Он справится и победит, с ним же его отец!». Господи, прости меня!

— Андрей? — поворачиваюсь и спокойно обращаюсь к ее мужу. — Есть хоть какое-то средство, которое могло бы это все прекратить? Она пузатенькая, а это какой-то непрекращающийся стресс-тест. В чем тогда, скажи-ка мне, пожалуйста, прелесть ее состояния, если каждый раз при нашей встрече в этом месте у нее дергается живот и стремительным водопадом брызжут слезы?

Господи! Зачем я вообще затеяла этот разговор? Какой-такой разговор? О-б-ы-к-н-о-в-е-н-н-ы-й! Зато она теперь не отелившейся буренкой ревет, а до моего прихода вроде ярко улыбалась. «Привет» же Вика мне сказала, не выпуская соль из красивых глаз.

Андрей удрученно качает головой и тяжело вздыхает:

— Видимо, это диагноз, Дарья. Медицина здесь бессильна, а нам осталось недолго ковылять. Недельки через три-четыре, если жена не заартачится, конечно.

— Господи! Да перестань! — шипит на мужа. — Даша, это просто чертовы гормоны! — а мне сквозь всхлипы объясняет Вика.

Странно! Мне казалось, что женщину беременность красит и преображает, делает даму мягкой и почти небесной. Не по весу, конечно же, а по душевному состоянию формирует почти воздушный образ будущей богини, производящей в тяжких муках малыша. А по факту что? С нескрываемой жалостью смотрю на Вику — там только слезы, слезы, всхлипы, похрюкивания и безобразно искривленный, почти квадратный рот. Она, похоже, плакса, требующая внимания каждый раз, когда кто-нибудь не так на нее посмотрит или что-то скажет невпопад. Прощу ее! Она беременна, ей все можно.

— Ребята, ребята, ребята! — приподнимаюсь и широко расставляю руки, стараясь сразу двоих обнять. — Какая разница! Причина, повод, следствие, итог? Сегодня крутой день! Вика, я очень тебя прошу, перестань. Нервничаешь и плачешь ты, а я по инерции волнуюсь. Ты знаешь, я вот абсолютно уверена в том, что Кирилл достойно сегодняшнюю гонку проведет. Ярослав им доволен, как подопечным, в профессиональном и спортивном плане, конечно. Он мне сам сказал…

А как своим сыном? Муж в шестнадцатилетнем здоровом парне души на чает и, по-моему, мечтает о втором ребенке. Со мной Ярославу нужен маленький, чтобы полностью реализоваться, как мужчине. Так я вижу то, что между нами негласно происходит. Да как такое вообще возможно? До совместной жизни с ним, я легкомысленно, видимо, считала, что тяжесть материнства, воспитания и то самое «доведение до ума» неразумного и балованного создания исключительно прерогатива женщины и целиком ее «трагическая» судьба. Видимо, я горько ошибалась. И, по правде говоря, уже не первый раз.

Муж пока серьезно не настаивает на моей беременности и не говорит об этом прямо и открыто, не принуждает, не заставляет и не требует всего и сразу, но я же вижу, как он с нежностью смотрит на живот своей бывшей, как с нескрываемой надеждой заглядывает мне в глаза, когда внутрь кончает, как улыбается каждому встречному-поперечному, случайно подвернувшемуся, ребенку, как заигрывает с собственным сыном, показывая мне, какой он в будущем отец для нашего малыша. Ярослав хочет сына или дочь! Он этого не требует, но и не скрывает. Вопрос один — хочу ли я? Нет-нет, неправильно все сформулировала… Достойна ли я? Боюсь ли я? Смогу ли я родить ребенка? Если я даже, или все-таки пока, не могу его зачать!

«У Вас очевидные проблемы, Даша. У мужа — нет! Подумайте, пожалуйста, об альтернативах. Например, о суррогатном материнстве или об усыновлении! Обсудите этот вопрос с Вашей второй половиной…» — спокойный голос моего врача звеняще тикает в ушах, заглушая жуткий рев гоночных болидов.

Да она или шутит, или с ума от медицинской вседозволенности сошла? Я не хочу чужого ребенка! Фи! Кто этот маленький для меня? Никто, по сути дела. Я не знаю его родителей и, соответственно, всю генетическую составляющую этого ребенка, а вдруг там в родовом анамнезе наличествуют: хронический алкоголизм, неистребимое пристрастие к наркотикам, депрессивно-суицидальные наклонности и слабоумие, например. Хватит, видимо, надумывать. Я просто заранее не люблю ребенка, который появился на свет в результате, возможно, юношеской ошибки, что называется по глупости лет, или стал вполне закономерным результатом насилия над женщиной и очередного принуждения. Господи! А если это был кровосмесительный брак! Если он физически больной? Нет-нет-нет! Я в чем-то плавала и где-то это проходила. Случайные дети — не мой любимый «предмет», поэтому вариант с усыновлением рассматривать не будем! Там будет однозначный и весьма категоричный отрицательный ответ!

Суррогатное материнство… Это что еще такое? У моего ребенка будет другая мать, а Ярослав будет с этой бабой спать? Или… Да знаю, знаю, знаю. Но чужая женщина будет теплой гаванью для моего малыша весь вынужденный срок, а вдруг муж захочет рядом с ней бывать, чтобы гладить округлившийся живот, например, или трогать руки, завязывать шнурки, или просто ласково заглядывать ей в глаза.

А если, например, модное ЭКО или щадящая инсеминация? Неувязка, «Даша». У меня ведь «некоторые проблемы» с зачатием. Я просто не приму то, что в меня принудительно большой иглой воткнут, не используя мужской член…

— Девчонки! — Андрей присматривается к чему-то и куда-то. — Вон они, Ярослав и Кирилл! Я их нашел! — он встает, вытягивается во весь свой рост и машет руками двум высоким парням, в одном из которых я узнаю своего мужа, сейчас одетого в гоночный комбинезон своего клуба.

Ярослав сохраняет имидж и рекламирует спортивную секцию собой. Горовой во всю отрабатывает контракт, который с ним заключили гоночные боссы после того, как пригласили на тренерскую наставническую работу в тот клуб, который от травмированного пилота отказался девять лет назад.