– Открывай!

– Кто там? – довольно жалобно спросила Тоня. – Что вам нужно?

– Патруль, – требовательно ответили из-за двери. – Открывай, а то ломать будем!

– Что делать, – прошептала она Виктору, – открывать?

– Открывай, конечно. Что мы, у кого-то что-то украли!

Он стоял рядом с нею. Дверь отрылась, и не спрашивая разрешения, в комнату, светя фонариками, ввалились сразу три солдата. Их вид даже в темноте вызывал омерзение. Нечищеные сапоги, гимнастерки со следами пятен, пьяные лица.

– Там табличка на двери, – сказал один. – Судья. Приятно познакомиться. Один такой навесил мне срок. Не ты ли это будешь? – надвигаясь на Виктора, стал спрашивать рядовой.

Не дойдя Виктора, он остановился, и стало понятно, что бывший зэк не чувствует уверенности в своих силах. Это позволило хозяевам перейти в наступление.

– Вы, нетрезвые, врываетесь в квартиру законопослушных граждан, называете себя патрулями. Выходите, пока не вызвали настоящий патруль! – громко отчитала Антонина, понимая, что все зависит от вооруженных пришельцев, и никакой патруль им не поможет.

Пришельцы готовы были пойти на мировую.

– Сейчас обыщем покои буржуев. Найдем, что вы прячете! – Один из солдат отправился в спальню, светя фонариком.

– Где ваш ордер на обыск? – спросил Виктор как можно строже.

– Вась, какой им орден нужен, – спросил один солдат другого, явно не зная, что такое ордер. Василий пожал плечами. Он тоже не знал.

– Что здесь проживает бывший судья, вы знаете. А то, что здесь живет депутат Петроградского совета, этого не знаете?! – наступала Антонина.

– Какой еще депутат? – спросил тот, что потрезвее.

– Наш сын, Новожженов Алексей. Не знаете такого? А еще требуете: власть Советам!

– Откуда ж мы знали? – сказал Вася.

Разбойники переглянулись. Смелость хозяйки подействовала.

– Ладно, – нагло обратился третий к хозяевам. – Золотишко прячете? – Он решил изменить подход, не желая развивать эту историю. – Давайте. А не то у нас оружие есть.

– Пошли отсюда, – сказал Василий. – Видишь, какое-начальство.

Он потянул наглеца за рукав.

– Скажите, сколько нужно на выпивку, может, поможем, – понимающе предложил Виктор.

– Обрадованный военный, замявшись, с просьбой в голосе сказал:

– Пять рублей. Ей-богу, хватит.

Виктор отсчитал, добавил еще рубль и протянул солдату.

– Премного благодарствуем, – заговорили солдаты, быстро покидая квартиру. На их лицах сияла радость.

Когда их шаги стихли, Виктор облегченно вздохнул и сказал:

– Нам с тобой несказанно повезло, Тоня. Они могли сделать все, что хотели. Я много слышал об их бесчинствах в соседних кварталах. Ты у меня оказалась смелая и находчивая.

Он положи ладонь на плечо жены. Руки у Антонины тряслись. Это только казалось, что она такая смелая.

– Я, Виктор, больше тебя испугалась. Только виду не показала, – сказала она, успокаиваясь. – Ох, ну и порядки! Так и убьют, не дорого возьмут.

– Кажется, сегодня все обошлось. А не пора ли нам поужинать? – сказал он, чтобы снять напряжение и отвлечься от неприятностей. Накрывать некому?

– Да, Верочка сказала, что они с семьей куда-то уезжают, попросила расчет.

– Ну, и хорошо. Будем все делать сами.

Антонина достала где-то спрятанную симпатичную коньячную бутылку.

– Давай по пятьдесят грамм за избавление, – сказала она.

– И за Лешу, чтобы все у него обошлось, – добавил Виктор Андреевич.

Находившиеся внутри дворца защитники Совета оставались в явном меньшинстве к утру четвертого июля. Несколько десятков добровольцев залегли цепью с тыльной стороны Таврического. На других дверях стояли немногочисленные часовые.

Первым из Ораниенбаума прибыл Второй пулеметный полк с несколькими десятками пулеметов. К одиннадцати часам они уже разместились под окнами. Стали слышны выстрелы на Невском проспекте. От шальных пуль упали несколько человек. Смятение и паника охватила людей. Часовые в страхе разбежались, и долгое время дворец оставался открытым.

В одиннадцать на набережную высадились матросы Кронштадта во главе с большевиками Рошалем и Раскольниковым. Нестройными рядами они двинулись к особняку Кшесинской, открывая по дороге беспорядочную стрельбу. Большевики, как никто другой, уделяли огромное внимание агитации. Балкон дома балерины использовался как трибуна в течение многих дней. Перед матросами выступили Свердлов и Луначарский.