Уж не знаю, насколько правильно в сохранившейся у меня альтернативно-одаренной книжке были описаны процессы получения гидрохинона и гипосульфита, но результат радовал, причем настолько, что Александр Христофорович признал идею изготовления пропусков с фотографией рабочего вполне заслуживающей внимания, а среди русских химиков я получил репутацию «специалиста». Особенно эту репутацию укрепила информация о том, что и аспирин я тоже «лично изобрел», а информация просочилась с первого торгового корабля Восточной республики, добравшегося к сентябрю до Петербурга с грузом как раз таблеток.

Правда, информация пришла в виде, который мы согласовали с двумя отцами тамошней церкви и звучала она так: таблетки эти — специально обработанный по древней индейской технологии экстракт сугубо аргентинского (и очень редкого) растения, а восстановить эту технологию только достопочтенный идальго дон Алехандро Базилио де Вера-и-Фигероа де ла Вега-и-Уйоа-и-Эстелья, третий граф де ла Рока с помощью особо расположенной к нему в делах его благословившей пресвятой девы Марии…

Мне пришедший на этом корабле судовой священник (и специальный посол Объединенной церкви Аргентины, Уругвая и Парагвая) передал толстый конверт с «отчетом» о проделанной в Южной Америке работе, где говорилось в частности и о том, что первая домна в Кордове заработала и даже выдала немного чугуна. Но очень немного — после чего «сломалась», поэтому святые отцы и совершенно светские тамошние руководители просили меня попросить деву Марию о помощи. Дева Мария, насколько я был в курсе, металлургией сроду не занималась — о чем я просителям и отписал. Но так же указал, что если люди, этой самой девой благословленные могут такую помощь оказать, то они ее окажут — и для оказания такой помощи я выбил (у Николая) командировку в дальние края не кому-нибудь, а лично Василию Васильевичу Любарскому, который руководил (согласно моим советам) постройкой «хитрых кирпичных башен» в Донецке (я именно такое название новому городу и придумал).

Что же до Парагвая… люди — они очень мнительные. Когда до Хосе Гаспара Родригеса де Франсия дошла информация о том, что сама Мадонна пообещала ему неминуемую небесную кару, он как-то резко свои диктаторские замашки притормозил — но все равно вскорости помер. А так как я — совершенно случайно — проговорился, как зовут того, кто «исправит все зло», то Карлос Антонио Лопес безальтернативно стал консулом этой славной страны, на десять лет раньше того, что случилось в моей «прошлой истории». Правда, я еще не знал, хорошо это или плохо — но раз уж страны объединились (в борьбе с британской гегемонией объединились, хотя сами они даже не подозревали об этом), то не помочь им было бы совершенно неправильно.

Вообще-то выдернуть товарища со стройки было тоже делом совсем не быстрым — но я просто не смог придумать, кто еще может заокеанцам в деле развития металлургии реальную помощь оказать. А помощь требовалась все же срочная — настолько срочная, что все мои мечты «годик отдохнуть на Родине» пошли прахом. Потому что мне было очень важно, чтобы и здесь, и там промышленность стала развиваться исключительно быстро, причем настолько быстро, чтобы британцы и американцы просто не успели бы что-либо мерзкое предпринять.

Так что пришлось бедной «Деве Марии» снова отправляться по знакомому маршруту. Правда, на этот раз в баках яхты (и в канистрах, запихнутых во все возможные места) плескалось уже больше двенадцати тонн «биодизеля», так что путешествие обещало стать гораздо более веселым. Тем более что пока товарища Любарского я ожидал в столице, в Копенгаген отправился бриг с еще двумя тоннами топлива, а ушедшая еще в начале сентября уругвайская шхуна тоже пять тонн переработанного масла тащила, так что был шанс при необходимости и на Барбадосе дозаправиться…

Дозаправиться все же не получилось, то есть «фирменным топливом» баки залить не вышло: яхта, похоже, шхуну эту просто обогнала. Зато посаженный на острове «представитель Аргентинского торгового дома» успел запасти обычного масла тонн десять — так что измученного постоянной скорее тряской, чем качкой полковника и профессора я высадил в Буэнос-Айресе ровно через три недели после отплытия из Петербурга. Высадил — и тут же (то есть все же через день) отправился обратно…

Но и во время путешествия «туда» я узнал много нового и интересного. О «деве Марии» узнал, то есть о железяке. Просто когда еще в Балтике Василий Васильевич (как и все, впервые на яхте отправившиеся) немного удивился тому, что я судном управлять даже не собираюсь, и поинтересовался, не стоит ли мне уделить управлению хоть какое-то внимание, я ему совершенно машинально ответил, что яхтой управляет высшая сила и не мое дело в этот процесс вмешиваться. А он, будучи все же весьма образованным ученым, мне соизволил не поверить…

В общем, когда на мой вопрос «где мы сейчас находимся» железяка ответила, указав точные координаты, товарищ Любарский сокрушенно сообщил, что испанским он, к великому сожалению, не владеет. Но он знал латынь — и по моей просьбу железяка это же и на латыни повторила. Вот только «гимназическая русская» латынь оказалась все же далека от «мексиканской классической», и, хотя профессор железяку понял, но все же с трудом. А я, когда он, изрядно ошарашенный, отправился спать, я поинтересовался какие еще языки может железяка использовать. И внезапно выяснил, что «говорить» она может аж на тридцати шести языках (хотя «воспринимать со слуха» в состоянии далеко не все). То есть совершенно внезапно: насчет латыни я думал, что ее — эту латынь — в железяку специально впихнули «под религиозные нужды», а оказалось, что в базу была загружена какая-то навороченная языковая библиотека (может, даже из Гугла, уточнить не удалось). Любарскому я об этом говорить не стал, но для себя отметочку сделал, а профессора всю дорогу обучал основам испанского: человек, латынью (в любом виде) владеющий, испанский может очень быстро освоить.

А вот на обратном пути я почти все время посвящал попыткам обнаружить еще что-то интересное в базах железяки, и кое-что даже там нашел. Не 'все знания мира, конечно, но шансов на то, что британцам (и американцам) скоро станет хуже, проявилось уже довольно много. И мне осталось этими шансами лишь воспользоваться правильно. А вот насколько это у меня получится — будем посмотреть…

Хорошо в начале девятнадцатого века жить на яхте со всеми удобствами — а вот жить на берегу в домах с удобствами современными уже плохо. То есть плохо — с моей точки зрения — жила даже нынешняя знать, а народ попроще вообще «как-то выживал». Причем те, у кого денежки все же водились, выживали в принципе терпимо, за ними хотя бы слуги горшки выносили — однако горшки-то они выносили недалеко, так что общая атмосфера в городах желала оставлять лучшего. А уж что творилось в деревнях…