Они вышли на двор. Из-за быстро бежавших по черному, бархатному небу облаков неожиданно выпал светлый желток луны, и Крымов увидел, что село действительно большое - дворов триста, стоит на взгорье, полукругом охватывая озеро. А за озером - строгие очертания полуразрушенной усадьбы.

– Ну я пошел, - сказал Машков, вскакивая в седло.

– Валяй.
– Крымов проводил его взглядом и подозвал Прохорова, укрывшегося в тени березы.

– В селе - красные. Так что не дрыхнуть, смотреть в оба! Как только подъедут наши - доложить. Я дверь оставлю открытой. Ясно?

– Ясно, - ответил Прохоров.

Настя хлопотала у печи. На огне уже стоял чугунок с картошкой, шипела сковородка, разнося по дому душистый запах подсолнечного масла.
– Не помешаю?
– спросил Крымов, усаживаясь у двери на табуретку.

– Да вы раздевайтесь, к столу проходите, - живо откликнулась Настя.
– А я сейчас оладьи спеку. У меня вкусные оладьи!

– Верю, - сказал Крымов.
– Но... Оладьи мы будем есть потом.

– Это когда же?

– Когда краснопузым уши надерем.

– Надрать им уши следует.
– Настя подбросила в печь дров. Огонь вспыхнул с новой силой, обдав Крымова жаром, высветив на его погонах золотистые вензели.
– А вы... белые?

– Белые, - кивнул Крымов.
– Вас это не пугает?

– Волков бояться - в лес не ходить!
– окончательно осмелев, заявила Настя.
– По мне что белые, что красные, лишь бы жилось хорошо, ласково.

– Ласково?
– В глазах Крымова запрыгали изумлённые огоньки.

– Ласково, - подтвердила Настя.
– Лаской и зверя взять можно.
– Она сдвинула с огня сковородку, набросила на плечи старенький, в нескольких местах штопанный полушубок и направилась к двери.

– Вы куда?
– спросил Крымов, пружинисто поднимаясь.

– Баньку хочу затопить.

– Потом, Настя, потом... Не уйдут от нас ни блины, ни банька.

Настя откинула голову.

– Вы что же, заарестовали меня?
– спросила с вызовом.
– Или боитесь, что убегу?

– Ничего я не боюсь, на дворе мои люди... А выходить не следует: скоро стрельба начнется.

– Стрельба?!
– Вскинув руки, Настя отступила, хлопнулась на скамейку. Боже мой, что ж делается? Красные стреляют, белые стреляют, зеленые... Для этих стрельба - что праздник!

– И часто они здесь появляются?
– спросил Крымов, усаживаясь на прежнее место.

– Когда, захотят.

– Не обижают?

– Не было такого.

Крымов задумчиво посмотрел на огонь.

– Настя, а где этот продотряд разместился?.

– А в поповском доме. Это отсюда...
– она принялась загибать пальцы, двенадцатый дом по правой стороне. Да вы его сразу заметите - около него подводы с хлебом стоят. Они вчерась еще хотели уехать, да не успели... Кто-то им донес, что дядька Панкрат не всё зерно сдал... Вот они и выколачивают из него хлебушек...

– А где этот... дядька Панкрат живет?

– Они его в баньку выселили. Вместе с женой и ребятишками, а в доме он напротив поповского - устроили то ли сход, то ли совет какой-то, собираются там и галдят о новой жизни... А голодрань их слушает...

На печи вдруг что-то зашуршало, и на пол с легким стуком свалился валенок. Крымов мгновенно вскочил, выхватил револьвер.

– Да это дед!
– заливисто расхохоталась Настя.
– Старый и хворый солома сгнившая! Да и не слышит ничего.

На печи снова что-то заворочалось, зашумело, засопело, и из-под груды тряпья явился па свет божий ссохшийся, лохматый, словно медведь после зимней спячки, старик. Он приподнялся на локтях, почесал свалявшуюся бороду и чуть подался вперед, пытаясь, видимо, рассмотреть нового человека.

– Ты кто?
– Голос был хриплый, но басовитый, еще не утративший силу.

Крымов загнал револьвер в кобуру, шутливо щелкнул каблуками.

– Второго уланского полка Его императорского величества штаб-ротмистр Крымов!

– Не знаю такого, - помолчав, ответил дед и принялся с большими осложнениями слезать с печи. Когда ему это удалось, он разыскал свалившийся валенок, сунул в него ногу и, разогнувшись, повторил: - Не знаю такого.
– И зашлепал к двери.

– Сколько ему лет?
– спросил Крымов.

– Девяносто, - сказала Настя.
– А может, больше. Его дедом звали, когда я еще девчонкой была.

– А вам?

Настя ответить не успела: в комнату ввалился Машков и, вытянувшись, доложил:

– Прибыли, вашблагородь!