Колхозный музей больше походит на сарай, из стены которого тр?хпалой рукой торчит подсвечник для праздничных красных знам?н. Штукатурка на н?м облезла, дворик зарос сухим бурьяном, а стекло в т?мном окне разбито посередине камнем, отчего изнутри окно заколочено досками. Соня стучит в дощечку с надписью "Музей колхоза имени Мичурина", косовато прибитую на заборе. Никто не откликается на стук, и Соня с силой бь?т ногой в калитку. Собака в соседнем дворе захл?бывается от лая, гремя натянутой цепью. Из музея появляется Кириловна с рыбацким фонар?м. Она светит в жмурящееся лицо Сони, не в силах очнуться от долгого предсмертного сна. Е? лицо, сморщеное, как старое яблоко, выражает испуг по поводу прихода неизвестного существа, потому что старуха опасается, уж не смерть ли за ней пришла.

– Я, бабушка, из города приехала, музей посмотреть, - говорит Соня, заслоняя рукой глаза.

– Ночью-то?
– спрашивает Кириловна сама у себя.
– Утром приходи. Сейчас музей закрыт.

– Мне утром в школу надо, - вр?т Соня.

Сразу поверив Соне, как реальности своей потусторонней жизни, Кириловна отпирает калитку и кряхтя доста?т из тулупа блокнот, чтобы выписать девочке билет.

– Только у меня денег нету, - грустно вздыхает Соня.
– Я их на поезд все истратила.

– Не нужно денег, внучка, - говорит Кириловна, протягивая Соне трясущейся высохшей рукой листок из блокнота, на котором что-то нацарапано затупившимся карандаш?м.
– Вс? одно давно никто уже не приезжает музей смотреть.

Внутри музея тесно, главную часть его занимают железная печка и койка Кириловны, на стене напротив окна висит обитая дырявым алым бархатом доска колхозного поч?та, к которой приклеены фотокарточки председателя колхоза и других коммунистов и коммунисток, в основном давно уже м?ртвых. На задней стене висит портрет старого человека в профессорских очках и при бороде, должный изображать великого селекционера Мичурина, именем которого назван колхоз. Под портретом стоит столик с двухлитровой банкой из-под огурцов, на дне котрой насыпались дохлые мухи и бурая грязь.

Кириловна зажигает голую лампочку, ростущую на проводе прямо из стены и рассказывает Соне легендарную историю становления колхоза, берущую начало ещ? в мифические годы коллективизации и борьбы с нечистой кулакацкой силой. Соня не слушает е?, тоскливо осматривая портрет старика над столом и терзая руками шнурок своей грязной куртки.

– А что это у вас в банке, - вдруг ни с того ни с сего спрашивает она Кириловну.

Сбитая с толку Кириловна тупо смотрит на запыленное стекло банки, на котором ещ? видны следы плохо отодранной наклейки.

– Это, деточка, семена гранатовых евкалиптов, которые подарил нашему колхозу уч?ный Мичурин, - наконец вспоминает она.

– А что ж вы их на посадите?
– интересуется Соня, наклоняясь к банке.

– Для памяти, девочка. Семена эти погниют в нашей м?ртвой земле, и память о великом садоводе погибнет. Вот и лежат они здесь долгие годы, коммунизма дожидаются, когда вся земля ожив?т.

– А можно посмотреть, - говорит Соня, хватает банку и высыпает е? содержимое на стол.

– Нельзя!
– старчески взвизгивает оторопевшая от святотатства Кириловна. Что ж ты, пакость, творишь-то!

Соня успевает увидеть в кучке пыли и подохших мух несколько крупных ч?рных семян, прежде чем старуха отталкивает е? от стола. Соня поворачивается и со всей силы бь?т Кириловну банкой по голове. Банка трескается и разваливается в сониных руках, а Кириловна, отшатнувшись, валится на пол, только после этого положив руку на лоб.

– Убить хочешь, паршивка, - хрипло говорит она.

Соня, навалившись коленями на грудь Кириловны, стаскивает с кровати подушку и прижимает е? рукой к лицу старухи. Кириловна мычит и д?ргается, задыхаясь и вяло ударяя морщинистыми кулаками по Соне, которая свободной рукой доста?т из кармана бритву и, подвинув подушку чуть вверх, перерезает старухе дряблое горло. Иссосанное жизнью костлявое старческое тело долго теряет кровь, дрожа под Соней в предчувствии наступающей смерти, но потом коченеет и затихает. Покончив с бабкой, Соня выбирает из кучки на столе мичуринские семена и прячет их в карман куртки. Потом она находит во дворе вед?рко, о котором говорил Ф?дор. Оно оказывается полным простой зацветшей дождевой воды.

Когда Соня приносит безногому ведро, он уже сидит в своей машине, с лязгом двигая длинные рычаги. Он выливает принесенную жидкость в мотор, трактор хрипло кашляет, д?ргаясь с места, и начинает громко тарахтеть. Соня успевает взойти на ступеньку кабины, прежде чем Ф?дор, с яростным воем качающийся в седле, сдвигает машину с е? гнездовья. Шатаясь, трактор выбирается на сельскую дорогу, разбрасывая кол?сами комья сырой земли. Безногий Ф?дор, обуздавший его трясущийся ржавый горб, уверенно правит к северу, выкрикивая самому себе матерные команды и изредка резко и бешено воя.

К пасмурному рассвету Соня забирается на обрубленные колени тракториста, обнимает его руками за шею и, прильнув головой к его груди, засыпает, уставшая от прошедшей ночи. А Ф?дор в одиночестве продолжает везти е? туда, где сам никогда не был.

Оспа с хрипом корчится на траве, изо рта е? выползает бледно-зел?ная пена, а зрачков совершенно не видно между разинутыми веками.

– Ишь как корячит, с тр?х поганок-то, - уважительно говорит Медведь, штопая себе шапку.

– Гляди, подохнешь, Оспа, - беспокоится Крыса, бродя вокруг лежащей подруги и скрипя натружеными от пулем?та плечами.