На улице меня встречает яростный холод. Я снимаю капюшон и с облегчением ощущаю мороз на щеках, губах, висках…

И вдруг осознаю нечто странное.

— Снег идёт?

Кириан тоже поднимает голову, и один снежный хлопок оседает на его скуле, другой — на ресницах, а третий — на лбу.

— В этом году снег выпал позже.

Глядя на него, я понимаю, что чувство вины, которое я испытываю, всё ещё является частью кошмара. Раскаянье, которое я ощущала лишь отдалённо во сне, теперь стало глубже и острее. Это тот самый страх, из которого черпает силы Ингума, и он тем болезненнее, что исходит из наивного желания, чтобы Кириан меня заметил. Кажется, именно поэтому это произошло после того, как он признался, что видит меня по-другому, что считает меня другой… О, нет. Неужели и это тоже было не настоящим?

— Кириан, — шепчу я, и мой голос звучит слабо. Я жду, когда он посмотрит на меня, набираясь мужества для вопроса, ответ на который, вероятно, причинит мне боль больше, чем должен бы. — То, что ты сказал раньше, когда перевязывал мне ногу…

Я не заканчиваю. Я не знаю, как это сделать.

Кириан смотрит на меня с осторожностью, ожидая продолжения.

— О чём ты?

Я глубоко вздыхаю и качаю головой.

— Ты правда считаешь, что я изменилась?

Мне не следовало задавать этот вопрос. Не стоило поднимать такую щекотливую и болезненную тему. Это должно было бы вызывать стыд, ведь это означает, что я не выполняю свою роль, ту, для которой была рождена. Я должна была бы хотеть, чтобы этот разговор никогда не состоялся. Но когда я думаю, что это могло не быть реальностью, что-то горькое сжимает мою грудь так же, как и кошмар Ингумы.

— Я так не думаю, — наконец отвечает он. — Я это знаю. Я вижу это каждый день.

Мне следовало бы испугаться. Я должна бы рассердиться на себя.

Однако я слегка улыбаюсь.

Это опасно, это безрассудно… Я отвожу взгляд и смотрю на мягко падающий снег, пытаясь сдержать слёзы, грозящие пролиться.

— Ты… — начинает он.

Я сглатываю.

— Всё в порядке, — резко отвечаю и пытаюсь собрать то мужество, которое постепенно теряла.

Я понимаю, что он продолжает смотреть на меня, и готовлюсь к вопросам, которые он неизбежно должен задать. Но они так и не прозвучат.

— Я знаю, что нам теперь делать, Лира.

— Что?

Грудь всё ещё болит, когда я глубоко вдыхаю.

— Я отвезу тебя домой.

Я глубоко вздыхаю и киваю. Я не задаю вопросов и понимаю, что не нужно этого делать, потому что произошло нечто неожиданное: я ему доверяю.

Гребень Ламии

Однажды ночью мальчик услышал историю.

Её рассказывает ему мать, а ей, в свою очередь, поведала ее мать.

Из поколения в поколение легенды лесов Эреи передаются как наследие; нематериальное сокровище, которое живёт сквозь время и сохраняет магию.

На острове Воронов девочка слушает ту же историю, но не из уст любящей матери, которая посадила бы её на колени. Ей её рассказывает наставник Ордена, желающий, чтобы она узнала как можно больше о языческих легендах и традициях.

Одна история рассказывается с любовью. Другой — с ненавистью.

Но результат оказывается одинаковым. В течение нескольких ночей оба ребёнка, Волк и Ворон, размышляют об одном и том же. Они обдумывают и пережёвывают историю, пока однажды не встают, решив отправиться на поиски.

Обоим рассказали, что Ламия — это создание небывалой красоты, с телом женщины и хвостом русалки, живёт рядом с источниками и способна свести с ума любого мужчину. Никто из них точно не знает, злое ли это существо или доброе; но они уверены в одном — она исполняет желания.

Они стараются не думать о той части истории, в которой Ламия, оскорблённая мужчиной, предавшим её и укравшим её золотой гребень, мстит ему и всем его мужским потомкам, и, преисполненная ненавистью, пожирает любого мужчину, осмелившегося приблизиться к её пещере.

«Я — женщина», — говорит себе Ворон.

«Я всего лишь ребёнок», — думает Волк.

И некое детское предчувствие побуждает одну сбежать от жёсткого контроля Ордена, а другого — от любящей опеки родителей, чтобы отправиться к ближайшему водоему, которое приходит им на ум.

Одна отправляется к пещере на утёсе.

Другой — к озеру.

В их любимой версии истории Ламия лишь обезумела из-за того, что злые люди многократно обманывали её, пользуясь её наивностью, и украли гребень, который является частью её сущности. Принц приходит ей на помощь, ведь Ламия не может войти в мир смертных, и возвращает ей украденный гребень, восстанавливая её разум и доброту. В обмен на это Ламия исполняет его желание.

Мальчик хочет попросить, чтобы война прекратилась.

Девочка — чтобы родители вернулись и забрали её.

Однако ни один из них не находит золотого гребня.

Им повезло не встретить и саму Ламию, ведь оба не знают, что даже в их любимой версии сказки принц в конце погибает, съеденный ею.

Глава 20

Лира

Территория Волков. Завоеванные земли. Город Армира.