Шрифт:
“Так точно, сэр”, - сказал Менедем, удивляясь, почему адмирала это волнует.
Эвдемос был не из тех, кто держит человека в подвешенном состоянии. Резко наклонив голову, он сказал: “Как ты смотришь на то, чтобы взять "Дикаиозину " на охоту за пиратами?" Жаль, что ты не был ее первым шкипером, учитывая, что именно тебе пришла в голову идея создания класса, но я знаю, что тебе нужно зарабатывать на жизнь. Тем не менее, любой, кто может быть капитаном торговой галеры, может быть капитаном и военной галеры, и любой, кто может быть капитаном торговой галеры, должен быть капитаном и военной галеры тоже. Чем больше людей знают, как это сделать, тем лучше для полиса. Что вы скажете?”
“Когда она отплывает?” Выпалил Менедем. Ему хотелось лопнуть от гордости. Он повернулся, чтобы посмотреть, как отреагировал его отец: здесь был родосский адмирал, приветствовавший его не только как моряка, но и за изобретение трихемиолии. Филодем, однако, мог быть высечен из камня. Менедем тихо вздохнул. Он не предполагал, что ему следовало ожидать чего-то другого.
“Завтра на рассвете”, - сказал Эвдемос. “Ты будешь там?”
“Да, о наилучший. Я буду там, ” сказал Менедем.
“Хорошо. Тогда прощайте. Рад видеть тебя, Филодем”. Адмирал повернулся и ушел. Как и любой моряк, он ходил босиком и носил только хитон, хотя его одежда была из очень тонкой белой шерсти.
“Они хотят, чтобы ты стал шкипером одной из этих новомодных военных галер, не так ли?” Сказал Филодем.
“Да, отец”.
“Неплохо”. От мужчины постарше это была самая высокая похвала, которую получил Менедем. “Я был примерно твоего возраста, когда впервые стал капитаном городской триремы. Приближается к концу парусный сезон. Я надеюсь, вам повезет в поимке пиратов, и воздайте им по заслугам ”. По этому вопросу взгляды Филодемоса полностью совпадали с взглядами его сына.
“Я отбился от них в акатосе”, - сказал Менедем. “Теперь у меня будет преимущество”.
Он проснулся, когда было еще темно. Он был уверен, что так и будет. Единственным вопросом в его голове было, заснет ли он вообще, или волнение не даст ему уснуть всю ночь. Но возбуждение улеглось после того, как он некоторое время полежал в темноте. Теперь он провел пальцами по волосам - нет времени соскребать бакенбарды с подбородка - и поспешил на кухню, чтобы прихватить ломоть хлеба, чтобы перекусить по пути в военно-морскую гавань.
Он направлялся к входной двери, когда кто-то позади него крикнул: “Прощай, Менедем”.
Этот голос остановил его на полпути. “Спасибо, Баукис. Что ты делаешь так рано?”
“Я хотела попрощаться с тобой”, - ответила жена Филодемоса. Через мгновение она добавила: “Твой отец очень гордится тобой, ты знаешь”.
“Это он?” Бесцветно спросил Менедем. По его мнению, недовольство "неплохо " не выражалось ни в чем, приближающемся к великой гордости.
Но Баукис опустила голову. “Да”, - сказала она. “И я тоже”. Она сделала пару шагов к нему, затем нервно остановилась и огляделась, чтобы убедиться, что никто из рабов не проснулся и не услышал и не увидел их двоих.
Менедем понимал это волнение. У него оно было у самого. “Я лучше пойду”, - сказал он и пошел. Но он мог бы быть Гермесом на крыльях, когда спускался по безмолвным ночным улицам Родоса к военно-морской гавани. Ему казалось, что его ноги вообще не касаются утрамбованной грязи. Баукис гордилась им! Она так и сказала! Каждый кусочек довольно черствого хлеба внезапно показался амброзийным. Да, любовь - это болезнь, конечно, так и было, но о! какая милая!
На самом деле, улицы Родоса были не такими уж тихими, в конце концов. Хотя утренний серый свет только начинал проникать в небо на востоке, со стороны храма Аполлона на юго-западе доносились звуки пьяной песни. Несомненно, это были участники симпозиума, возвращающиеся домой после ночи - долгой ночи - разврата. Менедем улыбнулся и усмехнулся. Раз или два он приходил домой в этот час и будил всех домочадцев своими песнями. Он снова рассмеялся, вспомнив, в какой бешеной ярости был его отец.
Ночной сторож с факелом патрулировал военно-морскую гавань. “Прости меня, о наилучший, но в каком корабельном сарае находится Дикаиозина?” - Спросил Менедем.
“Кто хочет знать?” - спросил сторож. Менедем тоже почувствовал запах вина в своем дыхании, хотя и не провел ночь в разгуле.
“Я Менедем, сын Филодема, и я его капитан в этом рейсе”. Гордость, которую он почувствовал, когда Эвдем назвал его капитаном, прозвучала в его голосе.
Ночной сторож указал на один из сараев на западной стороне гавани. Это были узкие здания, в которых размещались триремы, а теперь и трихемиоли. Корабельные ангары на южной стороне гавани были шире, чтобы вместить пятерки и другие более крупные и лучеметные военные галеры. Галера с сухими бревнами была легче и, следовательно, быстрее, чем затопленный корабль, и поэтому военно-морским судам требовалось как можно больше времени, чтобы вытащить ее из моря и поместить в ангары.