Шрифт:
— Тём, не надо так, — поприветствовав Варвару Сергеевну скупым кивком, отвечал Серега. — Их воспитывать надо было по-другому…
— Кому? — повысил голос Артем. — Школе? Семье? Тебя что ли офигенно много воспитывали? Вот ты же нормальный, невзирая на хаос вокруг, вырос! Богатырь сглотнул и резко замолчал, будто был больше не в силах выразить словами все то, что клокотало внутри.
— Мы в другое время росли. Во дворе закалялись, а не в компе висли. В футбик играли, Цоя слушали, «Брата» на цитаты разбирали, сигарету одну на всю компанию тянули. У нас с детства «один за всех и все за одного». Че ты хочешь-то от них? Лайк-дислайк — вот их реальность, и, увы, не только их. Это вообще реальность.
— Извините, что встреваю, — вмешалась Самоварова. — Я побывала и пионеркой, и комсомолкой. У нас была идеология, пусть ее потом нещадно критиковали, но она была. И страна была могучая. И долг перед страной. Эти дети — жертвы регресса, принимаемого за прогресс. Хотелось бы им помочь, вот только заниматься этим нужно в масштабах государства. С тем же интернетом необходимо работать: создавать площадки для здорового развития личности, пусть в той же игровой форме, закладывать туда наш истинный культурный код.
— И что же это за код? — кисло усмехнулся Артем.
— Включенность в память предков. Пусть будут игры, раз это уже неизбежно, только такие, как «Ледовое побоище», «Куликовская битва», «Война с Наполеоном», «Великая Отечественная». И чтобы попасть в игру, школьник или студент проходил бы тестирование: даты, места, имена основных героев, название битв.
— А что? Было бы неплохо, — желая разрядить обстановку, подхватил Серега. — Прочел недавно в телеге, что не только школьники, но и люди постарше отлично знают историю всех династий из «Игры престолов», а Первую и Вторую мировые войны, случается, принимают за одну большую войну с Германией.
— А еще считают, что кровавый Сталин сверг царя, — печально кивнула Варвара Сергеевна.
За невеселым, но живым разговором, к которому вернулись еще через полчаса в том же тамбуре, они не заметили, как поезд тронулся.
Простившись с ребятами (с Серегой они даже обнялись), Самоварова проследовала к себе в купе.
Лаврентий, готовый к выходу, сидел у двери.
— Ничего, друг, — обращаясь к нему, уговаривала она себя, — несмотря на трагичное начало дня, мы с тобой постараемся не падать духом. Завтра поеду в архив, придется тебе посидеть денек в номере. Сегодня нагуляемся как следует, напьемся, но только чуток, шампанского, а вечером, — лукавила хозяйка, — я ненадолго уйду.
Лаврентию хотелось одного — побыстрее выбраться на волю.
Красота и чистота улиц столицы смогли если не вернуть благостное расположение духа, то уж точно переключить на себя внимание.
Удивительно, как изменилась Москва за прошедшие три десятка лет!
Пышная и нарядная, с невероятно красивыми, уходящими в небо верхушками новых и отреставрированных, получивших вторую жизнь зданий, золотившаяся маковками церквей, разряженная первоклассными ресторанами и магазинами, наполненная не торопливой серой массой, но разными, молодыми и без возраста, ярко одетыми людьми, удивительно улыбчивыми чернявыми дворниками, киношно красивыми женщинами и спортивного вида мужчинами, расчерченная на проспекты и улицы, заполненные машинами всех существующих на мировом рынке марок, столица с первых минут вызывала ощущение праздника.
Поглаживая жесткую шерстку Лаврентия, Самоварова уставилась в окошко такси. Она наслаждалась минутами, особенно когда машина, идущая в крайнем правом ряду, останавливалась на светофоре, и Варвара Сергеевна, довольная, как ребенок, получала возможность разглядывать великий русский город и населяющий его ныне народ.
Однако когда они проезжали Арбатский мост, ее вдруг что-то нестерпимо кольнуло в самую душу.
В предыдущий раз она приехала в столицу в конце сентября девяносто третьего. В другой город иной страны. Самоварова, тогда еще старший лейтенант, оказалась в Москве в служебной командировке. В отделе уже не один месяц расследовали серию тяжких преступлений, и одна из ниточек вела в Москву. Задание казалось нехитрым — в тогдашнее отсутствие интернета ей нужно было оперативно посетить архив МВД и, получив там необходимые документы на имевших судимость подозреваемых, изучить их дела.
Дело о тройном убийстве в центре Санкт-Петербурга продвигалось с трудом, доказательная база провисала, а руководство особого, «интеллектуального» как его называли в городе отделения, где Никитин тогда еще был замом, страшно не любило висяков.
Сергей, несмотря на двоевластие в стране и, как следствие этого, неспокойную обстановку в столице, распорядился, чтобы она задержалась в городе на несколько дней. Он не верил в возможность гражданской войны и искренне считал, что в столице не допустят серьезных беспорядков.
Один бывший опер, с которым Никитин успел побеседовать по телефону, готов был встретиться с коллегой из Ленинграда — так по привычке все еще называли переименованный в 1991 году город — и сообщить подробности о потенциальных преступниках, гастролерах-рецидивистах, дела которых он когда-то вел.
Поселилась Варя в доме, находившемся в переулке напротив Белого дома. Произошло это по чистой случайности. Как-то вечером за пару дней до командировки к ним в отделение заехал хороший знакомец Никитина, овдовевший полковник, служивший в тот момент в Приднестровье.