Человек удручающе долго молчал.

— Еще раз повторяю свой вопрос: какое это имеет отношение к тому убийству, которое, как вы изволили выразиться в прошлый раз, вам инкриминируют? Или же вы полагаете, что можете водить меня за нос?

— За нос водили меня вы. И продолжаете водить.

Самоварова, пытаясь скрыть предательскую дрожь в руках, открыла портсигар и вытащила из него папиросу. Чиркнув спичкой, высекла из серы огонь.

— У вас когда-либо диагностировали шизофрению? — глядя в зияющую серой штукатуркой дыру над головой заключенного, спросила она.

— Не сумели.

Похоже на след от пули, Самоварова продолжала разглядывать стену.

— А паранойю? Судя по всему, у вас есть сверхидея. Вы вроде бы образованы. Паранойя — часто удел образованных людей, и чем выше уровень их знаний, тем сложнее и глубже логические цепочки, которые они выстраивают. Излечить их практически невозможно, они держатся за свои цепочки мертвой хваткой. Их разрушение для параноиков подобно смерти.

— Не без этого, — охотно, будто издеваясь, кивнул заключенный.

— Не поделитесь? Своей сверхидеей? — выпустив изо рта щедрую порцию дыма, прищурилась она.

Он брезгливо отмахнул от себя зависшее между ними серое облако:

— Это вы. Моя сверхидея.

— Ладно. Пусть так… А женщину вы за что убили? Она была чем-то похожа на меня?

— Увы, нет. И я ее не убивал.

Самоварова решила сменить тактику.

— Ваша мать. Она жива?

— Причем здесь моя мать?

— Ну как же… Картина маслом: вы не отрицаете контакта с убитой, она вам не нравилась до такой степени, что умерла вскоре после того, как вы ее покинули. У вас есть сверхидея с фиксацией на женщине. Вас наблюдали специалисты. Образ матери для мужчины всегда главенствующий — если мать обидела, если мать унижала, если мать не выполняла своих функций… — Варвара Сергеевна против воли входила в какой-то нездоровый раж. — Любить, воспитывать, хвалить и мотивировать, отсюда — травма. Непрожитая и непролеченная, она часто является основой для сверхидеи, и ее отрицательный заряд будет направлен на женщин как таковых или на женщин определенной внешности и типа поведения.

— Оставьте мою мать в покое! — В его голосе послышались угрожающие нотки. — С ней были проблемы, но я их решал.

— Так же, как и с той женщиной?

Яд, которыми сочились ее слова, был для него, как она поняла, пищей. Пытаясь сделать ему больно, она невольно играла по его же правилам.

Заключенный поднял голову и неожиданно поглядел на нее гордым и одновременно потерянным, как у близорукого ребенка, взглядом.

— Моя мать жива. Она в городе с сестрой. Не трогайте ее. Боюсь, она не доживет до суда.

— Сколько же ей лет?! — изумилась Самоварова.

– Примерно столько же, сколько было бы вашей.

И Варвара Сергеевна снова с ужасом поняла, что он знает про нее почти все, а она о нем ничего, кроме того, что он бессовестный, склонный к убийству манипулятор либо просто убийца.

Но оттого, что так и не получила по этому заключенному никакой инструкции, она вдруг почувствовала ненужную, а в ее положении еще и крайне вредную сопричастность с его судьбой.

Отсутствие информации мучительно.

Особенно для следователя.

У Большого толклись перекупщики.

Молодые шустрые ребята: девчонки в размашистых балахонах и надвинутых на лоб кепках, мальчишки — наглые, остроглазые, чисто цыганята, — приставали почти ко всем, кто проходил мимо, предлагая купить билет.

В перерывах, переговариваясь между собой, они тыкались носом в мобильники и громко ржали, многие пыхтели «электронкой».

Прилично одетые возрастные мужчины спокойно стояли у колонн театра и с неудовольствием поглядывали на конкурирующий молодняк. Не двигаясь с места, они полушепотом предлагали купить билет только солидным с виду людям.

Когда-то спекулянтов ловили и даже сажали. Пасущиеся возле больших универмагов, готовые в любой момент сорваться и убежать через знакомую подворотню, они выдавали себя платками и капюшонами, бегающими глазками и суетливыми жестами.

Самоварова была не против рыночных отношений. Но она все так же не любила, когда обычные жулики, обходившие закон (налогов-то никто из них с барышей не платит!), чувствовали себя самоназначенными в моменте королями.