Значит, они предпочитают — или же следуют распоряжению Макса — пока удерживать меня в моей каюте.

Мысль о том, что мне предстоит сидеть взаперти несколько часов — в то время как «Аврора» прямо под боком, видимая в иллюминаторах и на мониторах, и по ее внешнему виду можно даже что-то заключить, — распаляет во мне одновременно ярость и панику. Я должна увидеть лайнер. Я должна знать. Мне уже и не понять, на какой из двух вариантов я больше рассчитываю — если моя команда мертва, никакой надежды попросту не остается, но если они еще живы, тогда я предала их, — однако неопределенность чуть ли не выжигает меня изнутри. Это просто невыносимо.

Я колошмачу по двери и ору почти полчаса, затем перехожу к пинкам, действенность которых также нулевая, как вдруг снаружи кто-то отзывается.

— Так, тихо, тихо, Ковалик! Угомонитесь! — Рид Дэрроу. — Отойдите от двери!

— Хорошо, — говорю я, однако с места не двигаюсь.

Дверь распахивается наружу, и мужчина нервно отшатывается, увидев меня так близко.

— Черт!

Затрудняюсь сказать, сколько дней я не видела Рида, но выглядит он прескверно. Его некогда безупречный костюм не мешало бы погладить, причем уже давно. На воротнике рубашки красуется пятно от какой-то еды. Увы, в космосе с химчистками туговато. На подбородке неравномерная щетина, а круги под глазами от недосыпания такие темные, как будто его избили. С удовольствием бы вызвалась на исполнение сей экзекуции, кстати говоря.

Полагаю, это его первая продолжительная командировка в космосе. А первый полет всегда трудный. Накрываются суточные биоритмы, недостает солнечного света и свежего воздуха. И комбинезоны «Верукс» навязывает в качестве обязательной экипировки не просто так — они и вправду очень удобные.

Я проталкиваюсь мимо Рида в коридор, по непонятной причине разозлившись на него. За то, что он вдруг оказался столь по-человечески подверженным ошибкам. За то, что наконец-то вкусил той самой жизни, о которой пренебрежительно отзывался во время наших разговоров в Башне, и явно спасовал перед ней. Возможно, мне следовало бы отнестись к ситуации с иронией, но мне не до смеха. Наоборот, хочется встряхнуть мужчину.

— Что, не похоже на элитный круиз, на который вы рассчитывали? — бросаю я через плечо.

Он не пытается остановить меня, просто поспешно нагоняет. Что, вообще-то, и к лучшему, поскольку я понятия не имею, где на «Аресе» мостик.

— Не похоже, но последний элитный круиз тоже не особо задался, — парирует Рид.

Хм, тут уж с мистером Дэрроу не поспоришь.

— Что происходит? — спрашиваю я, сворачивая за ним в следующий длинный коридор.

Он медлит с ответом, и я, сверля его взглядом, срываюсь на крик:

— Вот вы сейчас это серьезно? Как, черт побери, мне вести людей, если я не знаю…

Он измученно вздыхает, словно это его подставили, а не меня.

— Прямо сейчас пытаются выйти на связь, но вам следует…

Я срываюсь на бег, надеясь, что Рид нагонит и укажет направление.

Оказывается, впрочем, что мне его помощь ни к чему. В непосредственной близости от мостика я различаю приглушенный шум голосов и устремляюсь к источнику звука.

За панорамными окнами мостика посреди чернеющего космоса словно бы висит «Аврора», подобно картине на стене музея подсвечиваемая прожекторами «Ареса». Макс и остальные толпятся возле окон — эдакие меценаты упомянутого музея, рассматривающие старинное и считавшееся утраченным полотно.

Наш корабль значительно больше ЛИНА, но даже он по сравнению с лайнером — просто карлик. При постройке «Ареса» все внимание уделялось его быстроходности и боевым качествам, а не возможности изысканных обедов и купания в космосе.

При виде «Авроры» у меня так и перехватывает дыхание. «Вперед, к богатству!» — возникает в голове голос Воллера. И воспоминание режет по живому. Как же мне их не хватает, всех. Я не ценила их, когда мы были вместе — когда были импровизированной семьей, которой стали против моей воли, — и посмотрите, что с нами стало… Что стало со мной. Все бы отдала, лишь бы снова услышать подколку Воллера. Да хоть бы и его храп!

Созерцание «Авроры» внезапно ощущается странно привычным, как будто высматриваешь впереди свой дом. Только если, конечно же, дом этот является сценой жуткого преступления. Одновременно знакомый и незнакомый, в котором чуждое маскируется под привычное.

Единственный, кто на мостике замечает мое появление, это Макс.

— Камеры левого борта, — говорит он вместо приветствия, поворачиваясь ко мне.

Медленно киваю и подхожу поближе. Безопасники расступаются при моем приближении, будто я переносчик какой-то острозаразной инфекции.

И открывающийся вид мне действительно знаком. Правый борт «Авроры». Его-то мы первым и увидели, когда только обнаружили лайнер.

Тем не менее что-то определенно изменилось.

Мой взгляд бродит по очертаниям корабля, и я сравниваю и сопоставляю наблюдаемую картину с запомнившимся образом.

Бассейн — доходит да меня через мгновение. Он больше не выглядит гигантским замороженным пузырем с телами — или их частями, — подобно семенам грядущего чудовищного урожая испещряющими гладкий и чистый лед.