Итак, мы в пути. А Лурдес была жива. В какой-то отрезок времени, что не отложился в моей памяти. А это значит, что… Что она может быть жива и сейчас. Возможно даже, все они живы.

Вот только чересчур яркую искру надежды пытается погасить червь сомнений: «Ты же знаешь, что видела».

Как раз наоборот, я совсем этого не знаю!

«А вот и нет, ты не знаешь, чего ты не знаешь!»

В отчаянии бьюсь затылком о стену, словно встряска поможет вернуть воспоминания.

Громкий щелчок двери сигнализирует об отключении замка.

— Вхожу, — кратко предупреждает Рид снаружи. — Я принес, что вы просили.

Я немедленно устремляюсь к двери, которая приоткрывается всего лишь на десяток сантиметров — надо полагать, в целях предотвращения моей попытки бегства.

Со вздохом протягиваю руку.

Предел моих ожиданий — старенький планшет. Когда-то запихнутый в личный шкафчик и благополучно забытый — такие попадаются даже на современнейших кораблях вроде «Ареса». Тем не менее время от времени в них действительно возникает надобность — например, на ЛИНА, вне зоны действия комсети, наш главный процессор загружал обновления как раз через такое устройство.

Вместо этого Дэрроу сует мне короткий цилиндрический предмет, который я узнаю, лишь взяв его в ладонь. Ручка. Весьма вероятно, максовская, или просто очень похожая на нее.

С ручки перевожу взгляд на протягиваемую пачку бумаги. Чистые кремово-белые листы, наверняка гладкие на ощупь. Дорогущая редкость.

Прежде чем принять, вопросительно вскидываю брови.

— Да он даже не заметит. И потом, он сам сказал мне давать вам все, что вы попросите, — объясняет Рид. Что-то в его тоне подсказывает мне, что дело тут скорее в мелочном сведении счетов с Донованом, нежели в удовлетворении моих запросов.

Пропажу-то Макс, допустим, и не заметит, но если увидит бумагу с ручкой у меня, в восторг точно не придет. Однако вслух ничего не говорю и хватаю добычу.

— Спаси…

Однако Дэрроу захлопывает дверь, даже не дослушав.

Ну и прекрасно. Да и пожалуйста.

Забираюсь на койку и записываю вернувшееся — предположительно — воспоминание о Кейне и Лурдес. Затем задумываюсь. Этот случай располагается где-то посередине — после моего ранения, но до эвакуации с «Авроры», как бы таковая ни произошла. Быть может, четкая хронология событий поможет разобраться, что реально, а что нет.

Я набрасываю временную шкалу, большая часть которой пока остается пустой.

Затем откладываю ручку — несколько непривычно использовать ее для чего-то помимо подписи, однако трение металлического кончика о бумагу странным образом успокаивает, как будто высекаешь из камня искомые ответы. Стараюсь сосредоточиться. Пока результаты определенно не вдохновляют. Необходимо вернуть больше из потерянного.

Сначала размышляю сидя, потом вытягиваюсь на кровати. С открытыми глазами, с закрытыми. Абсолютно ничего, внимание только и цепляется, что за размеренный гул двигателей. Как будто мой интерес к этим предполагаемым воспоминаниям лишь перепугал их, и они попрятались.

Похоже, принудительное вспоминание не срабатывает, однако я уже не могу остановиться.

И пока я лежу, заставляя себя таращиться в темноту под веками, меня в конце концов настигает изнурение. Ритмичный рокот корабельных двигателей — отличающийся по высоте и звучности от ЛИНА, но все равно привычный — звучит так по-домашнему и убаюкивающе. До этого момента я даже и не осознавала, насколько мне не хватало этого гула. В Башне тишина устанавливалась редко, но о таком успокоительном прибое там даже мечтать не приходилось.

И когда своими темными и плотными волнами меня уже накрывает сон, я понимаю, что же меня обеспокоило в загружаемых на шаттл и затем на «Арес» ящиках, помимо излишнего и почти наверняка бесполезного вооружения.

Доставка на Землю тел пассажиров и экипажа «Авроры» на корабле с действующей климатической установкой, несомненно, потребует какой-то технологии хранения. Низкой температуры, химикатов и так далее. Однако никаких меток медицинского оборудования на контейнерах я не заметила.

Как минимум точно понадобятся запечатываемые мешки для трупов. А хотя бы сотня их заняла бы заметный объем. Опять же, ничего такого на глаза мне не попалось.

Итак… Что же именно затевает Макс?

Я теряю счет дням. Из достижений могу лишь похвастаться открытием, что чаще всего фрагменты воспоминаний — утраченных или погребенных в недрах сознания — всплывают как раз тогда, когда не ломаю над ними голову. Во время еды. Или записи известных мне событий. Или когда в ночную вахту меня спорадически выпускают из каюты позаниматься на беговой дорожке в корабельном спортивном зале.

Постоянную компанию мне составляет только призрак — или как его еще называть — деда Рида Дэрроу. В неизменном черном костюме со старомодными большущими пуговицами и значком «Верукса» первого поколения, он вышагивает туда-сюда сквозь стену, ближайшую к жилью младшего следователя — который, похоже, мой сосед. Молчаливое, но настойчивое присутствие старика больше меня не нервирует.