Выражение лица Пейдж заострилось, как бывало, когда она была заинтересована.

— Так тебе нравится развитие лидерских качеств?

Я почувствовала, как по моему лицу расплывается улыбка.

— Да, возможно. Знаю, что потребуется много работы, чтобы запустить это, но разве это не было бы потрясающе? Устраивать лагеря каждый год, выступать в школах, есть так много вещей, которые можно было бы сделать, чтобы помочь маленьким девочкам осознать свой потенциал.

— Ну, срань господня, Александра Саттон. Ты босс всего три секунды, и вдруг ты магнат. — Она кивнула. — Мне это нравится.

Мне это тоже понравилось. Просто зародыш этого в моей голове был приятным. Я чувствовала себя важной. Меньше похоже на то, что меня захлестнула волна чего-то, и больше похоже на то, что я была той, кто создавал волну.

Мы с Пейдж попрощались, и я подошла к раздвижной двери, чтобы посмотреть, как танцует Фейт.

Вела ли я себя когда-нибудь так, когда была маленькой девочкой? Возможно. Я просто не могла вспомнить. Большая часть моих юных лет была туманными фрагментами, которые я не могла вспомнить; возможно, потому, что проводила больше времени с нянями и домашним персоналом, чем когда-либо с моим отцом. У меня были обрывки четких воспоминаний, но ни одно из них не было о том, как я танцую в одиночестве в доме, наполненном любовью и поддержкой, где решения принимались исключительно ради моего благополучия.

Может быть, это прозвучало ужасно, как будто я была бедной богатой маленькой девочкой, но правда заключалась в том, что Фейт была богата тем, чего у меня никогда не было. Люк любил ее больше всего на свете, и ему было все равно, кто это видел.

Настоящие мужчины любят своих детей. Это был просто еще один фрагмент головоломки Люка Пирсона, который абсолютно ничего не сделал, чтобы остановить рост желания во мне. И это, вероятно, означало, что я облажалась.

Люк

Три игры. Три победы.

Наша линия нападения весь вечер не давала соперникам надрать мне задницу, и это было хорошо, потому что линия у «Питтсбург Д» выглядела так, словно они хотели, чтобы я всю следующую неделю выковыривал траву из зубов.

Обычно победа означала ликование, чувство облегчения, осознание того, что в воскресенье вечером я лягу в постель и буду спать как убитый.

Но я обнаружил себя стоящим в своей затемненной кухне, и упиравшимся руками на кухонную стойку. Тело гудит, как будто кто-то воткнул мне под кожу провод под напряжением. Без какого-либо освещения вокруг я мог прекрасно видеть в темноте.

Там, где шоссе проходило над озером, виднелись далекие огни, лодки плавали в чернильной воде. А на нижнем уровне дома моей ближайшей соседки я мог видеть длинную изящную гирлянду фонарей для внутреннего дворика, зажженных и свисающих большими дугами с террасы, и сходящихся на высоком шесте, который стоял над гидромассажной ванной в дальнем углу.

Это придавало всему месту теплое мягкое сияние, и со своего места я видел макушку Элли, когда она полулежала в ванне.

Ее плечи были обнажены, руки вытянуты вдоль края ванны.

Это не был провод под напряжением под моей кожей. Это была Элли. И она излучала совершенно другой вид энергии. Неконтролируемая неукротимая сила.

Я хотел большего.

Глубоко вздохнул и покрутил шеей, проверяя, как ощущаются мышцы. Они были теплыми и расслабленными после энергичной процедуры, проведенной нашей штатной массажисткой после игры.

После случая в отеле в Хьюстоне я много думал об Элли. Больше, чем следовало, думал о чем-то, что не было связано с футболом, но поскольку это еще не стало отвлекать, я позволил этому случиться. Элли давала мне пространство, относилась ко мне с вежливым уважением, когда рядом были другие люди. Перед игрой во время разминки она всегда обходила поле и желала игрокам хорошей игры. Когда она подошла ко мне, я не получил ни объятий, ни ударов кулаком, ни широких улыбок, ни непринужденной болтовни.

Но ее глаза. От них у меня по коже побежали мурашки, потому что я увидел в них огонь, который прожигал мои кости.

И именно это вежливое уважение заставило меня проверить Фейт. Она тихо посапывала в своей постели, зарывшись лицом в фиолетовую полосатую подушку. Лампа в форме звезды, стоящая на белой тумбочке, отбрасывала на ее лицо белые, розовые и фиолетовые блики. Я присел на край ее кровати и положил руку на крошечную спинку, просто чтобы почувствовать, как она мягко поднимается и опускается в такт дыханию.

Это было то, что я делал в течение нескольких месяцев после смерти Кассандры, когда дочь была совсем маленькой. Поскольку днем она постоянно была в движении, тихие моменты, когда я мог просто наблюдать за ее дыханием, казались драгоценными минутами, которые мне отчаянно хотелось заморозить.

Это никогда не будило ее, потому что, если Фейт не болела, она спала как убитая. Я наклонился, чтобы поцеловать дочь в висок, и выскользнул из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Спускаясь по лестнице, я проверил приложение на своем телефоне, которое использовал, чтобы следить за дочерью, когда она спала. Обычно я пользовался им только тогда, когда был внизу, занимался спортом или плавал в бассейне после игры, и мне хотелось быть уверенным, что с ней все в порядке.