Мой рот нашел ее голодный и горячий, ее язык влажный и прохладный, и я впился в ее губы со свирепым волчьим желанием брать, брать и брать. Возбуждение, которое я испытывал раньше, было ничем по сравнению с этим, с тем, что она была под моими руками и ртом, с возможностью погрузить пальцы в сочные изгибы ее задницы.

Это было грубо и неконтролируемо, и мне захотелось запрокинуть голову и завыть, когда она вцепилась мне в спину и впилась ногтями. Короткие резкие выдохи воздуха из носа были единственной причиной, по которой я не потерял сознание, но мысль о том, чтобы оторваться от ее губ, заставляла меня чувствовать себя так, словно я испепеляюсь изнутри.

Острый край зубов Элли прикусил кончик моего языка, и яркая пронзительная боль, заставила прижаться к ней так сильно, что я забеспокоился, что могу причинить ей боль. Шаг за шагом, однако, она соответствовала мне.

Прижавшись ко мне спереди, ее бедра беспокойно двигались, стремясь к тому же, к чему стремился я. Ослепляющее наслаждение, дикая разрядка, высвобождение.

Передняя часть моей футболки была мокрой от ее купальника, поэтому я разорвал его сзади там, где были завязки, не в силах найти способ снять аккуратно. Ничего не получило и уставился на него так, словно он нанес мне личную травму.

Что было не далеко от истины. Все, что удерживало меня подальше от груди Элли Саттон, официально объявлялось тем, что разрушит мою жизнь.

— Как, черт возьми, ты снимаешь эту штуку?

Элли рассмеялась. Она прикусила губу и посмотрела на меня сквозь длинные черные ресницы.

— Да ладно, мне говорили, что у тебя хорошо с руками. Ты сможешь разобраться.

Я зарычал, засовывая пальцы спереди. Грудь Элли вздымалась от затрудненных глубоких вдохов, ее глаза бросали мне вызов. Одним резким рывком я сдернул ткань вниз, застонав, когда вверх бикини сместился на ее талию, и она, наконец, предстала моим глазам обнаженной.

Я наклонился и поцеловал, облизал, затем, когда Элли обхватила мою голову обеими руками, пососал. Мои пальцы сжали ее спину, когда она резко выгнулась, отрываясь от стекла.

— Люблю воскресные вечера, — выдохнула она, и я хмыкнул, прижавшись к ее мягкой теплой плоти.

Я откинулся назад и хотел развязать одну завязку сбоку от ее бикини на бедрах, когда раздался резкий звонок в дверь.

— Нет, — простонала она. — Нет, нет, нет.

Мой лоб уткнулся в изгиб ее шеи, а дыхание вырывалось с силой мчащегося поезда. Это не могло повториться. Мне снова захотелось завыть. Отчаянным оскорбленным воплем человека, который только что вкусил рай, а потом лишился его одним дурацким звонком в дверь.

Звонок раздался снова, и Элли застонала. Или, может быть, это был я. Даже когда я отвлекся, мои руки не перестали двигаться. Кончики пальцев скользнули вверх по линии ее позвоночника и по боку к теплой полной тяжести груди, которую я обхватил ладонью.

— Ты плохой порочный человек, — прошептала она.

Динь, дон!

Я зарычал в ее кожу.

— Я ненавижу, кто бы это ни был.

Нежными руками Элли толкнула меня в грудь, и я медленно отступил. Очень, очень медленно. Прищурившись, я наблюдал, как она натягивает верх купальника на место.

— Дай-ка я просто посмотрю, кто это. — Она взглянула вверх по лестнице. — Обычно у меня не бывает много посетителей, особенно в воскресенье вечером.

— Я пойду с тобой, — немедленно сказал я.

Она посмотрела на меня с любопытством.

— Зачем?

Я поймал себя на том, что неловко пожимаю плечами.

— На всякий случай. — Ее медленная милая улыбка заставила меня закатить глаза. — Ничего страшного. Я буду держаться в тени.

Элли кивнула и подняла полотенце с пола. Молча я последовал за ней вверх по лестнице и подождал, пока она не скрылась из виду, осторожно выглянув в окно.

— Срань господня, — воскликнула она, распахивая дверь, демонстрируя высокую худощавую молодую женщину с растрепанными рыжими волосами, собранными на макушке, и чемоданами по обе стороны от нее. — Пейдж, какого черта ты здесь делаешь?

— Я же говорила тебе приготовить мою комнату для гостей, — со смехом сказала Пейдж, крепко обнимая Элли.

Элли обернулась в середине объятия, бросив на меня извиняющийся взгляд. Я поднял руки и спустился по лестнице как можно тише.

— Я скучала по тебе, — услышал я слова ее подруги, как только сошел по ступенькам.

— Ты появилась в самый неподходящий момент из всех известных человечеству, Пейдж, — сказала Элли, и я улыбнулся, выходя из раздвижной двери.

Либо так, либо плакать.

И должен был быть честным, рыдания, вероятно, начнутся примерно через пять минут, когда я лягу в постель.

Один.

Элли

Кое-что новое появилось в Пейдж с тех пор, как я уехала из Милана, — это ее нынешняя одержимость каналом «SportsCenter». Она пояснила, что это для того, чтобы быть такой же осведомленной о футболе, как и я, но думаю, ей просто было скучно.