«Выходит, Зойка уже все продумала», — пронеслось у меня в голове. И я повторила:

— Обязательно принеси и покажи.

Воодушевившись моей похвалой, Зойка продемонстрировала остальные рисунки. Мне очень понравился костюм Мыши с длинным хвостом. Зойка сказала, что, по ее замыслу, эту роль должны дать кому-нибудь из мальчишек. В общем, всего за какую-то неделю она придумала, как одеть всех действующих лиц. Теперь слово было за Изольдой. Кто знает, какие у нее планы? Я очень боялась, что Зойкины труды пропадут зря. Это будет для нее настоящим ударом. Она ведь так увлеклась. Но надо надеяться на лучшее.

— Интересно, кому какие роли дадут? — переключилась я на свои проблемы.

Зойкины губы скривились в усмешке. И она, хихикнув, ответила:

— А представляешь, Агата, тебе, например, дадут роль Золушки, а Принца будет играть какой-нибудь пятиклашка. Маленький и пи-исклявенький, — пропищала Зойка.

Едва представив себе такое, мы обе звонко расхохотались. А потом у меня внутри екнуло: «А что, если правда?» Мне мигом стало не смешно. От подруги мое состояние не укрылось.

— Шучу, шучу, — скороговоркой заверила она. — Хотя, никогда не знаешь, чего этим взрослым взбредет в голову. Ну, даже не пятиклассника, а Костю Петриченко из седьмого «А» на роль Принца назначат. Он такой длинный, стройный.

Я в ужасе замахала руками. Дело в том, что Костя Петриченко после отборочного просмотра в студию, который, замечу, у нас проходил почти как прием в какое-нибудь театральное училище, на нервной почве стал заикаться. Правда, говорят, что это у него — временно. Вот я себе и представила, как он обращается ко мне на сцене: «К-красавица, к-как я д-долго т-тебя иска-ал!»

Мрак и ужас.

Мы с Зойкой переглянулись. Наверное, она представила себе то же самое, потому что мы, как по команде, от хохота повалились на диван.

— Нет, Зойка. Тогда я предпочитаю роль Мачехи, или Дочки мачехи, или даже Мыши.

— А если серьезно, — совсем другим тоном произнесла Зойка, — думаю, Принцем сделают нашего Клима. Он больше других подходит на эту роль.

— Или Будку, — подхватила я.

— Будку не сделают, — покачала головой Зойка. — У него внешность не романтическая. Скорее, ему дадут какую-нибудь характерную роль. Или Короля, или Лесничего.

— Лесничий — это не характерная роль, — тут же нашлись у меня контраргументы.

— Но и не романтическая, — сказала Зойка. — А больше ничего в этой сказке для Будки нет.

— Верно, — на сей раз согласилась я. — Но Изольда должна ему дать одну из главных ролей. Потому что он — самый лучший из нас.

— Это еще наукой не доказано, — к полной для меня неожиданности заявила Зойка. — Знаешь, Агата, раньше наш Митька Будченко никакими талантами не блистал. Поэтому не исключаю, что его выступление на просмотре — просто случайная удача.

Я спорить не стала. Наш Будченко многих тогда удивил. Выступление у него было действительно классным, а до этого прослушивания он и впрямь никакими особенными талантами не отличался. Кроме, пожалуй, одного. Будка постоянно попадал в совершенно дикие ситуации.

Началось это у него, можно сказать, почти с рождения. А вернее, месяц спустя, когда Митьку решили первый раз вывезти на улицу в коляске. На семейном совете, состоящем из мамы и папы, эта почетная миссия была возложена на Митькиного папу, так как мама и без того валилась с ног от усталости. Будка орал все ночи напролет, а отсыпался днем, когда мама стирала его пеленки, ибо памперсов в нашей стране тогда еще не было.

В общем, Будченко-старший вывез своего юного сына в огромной синей коляске. Сначала он просто возил Митьку туда-сюда по Сретенке. Потом ему стало скучно. К тому же он встретил своего старого друга, и тот уговорил его совместить приятное с полезным. Мол, мы пивка попьем, а сынок пока воздухом подышит.

Эту историю я подслушала еще в первом классе, когда наши мамы однажды вели нас из школы, и Будкина родительница рассказывала моей, как едва не лишилась своего дорогого сыночка. Сперва Будкин папа сомневался по поводу пива. Все-таки первый раз с сыном гуляет. Но приятель его уговорил.

Довезя Будку до открытого кафе, они устроили коляску в тенечке под деревом и встали в очередь. Вообще-то, по утверждению Будченко-старшего, народу стояло не очень много. Человека три-четыре. И с коляски отец просто глаз не спускал, отвлекся лишь на несколько секунд, чтобы расплатиться. А когда повернулся, то от ужаса выронил только что купленное пиво. Ни коляски, ни Будки под деревом не было. Их угнали.

Папа и его приятель принялись бурно опрашивать окружающих, но выяснилось, что никто из них ничего не видел. Потом один человек все-таки вспомнил, что вроде неподалеку цыгане крутились. Будкиного папу это известие не обрадовало, и они вместе с приятелем кинулись в милицию. Правда, до нее они не добежали. Потому что по дороге догнали стайку несущихся на всех парах цыганок с цыганятами. Самая толстая и самая грязная цыганка катила перед собой синюю коляску, которую Митькин папа моментально признал за свою. Поперек коляски лежал огромный кожаный чемодан.