Обустроились они почти по-человечески. Даже постельное белье образовалось. Из парашютного шелка.

"Говорить" - "спиллан". "Пить" - "дринкан". "Есть" - "итан".

"Меч" - "меки". Меки - это серьезно. Мечи тут не у каждого есть, а только у великих воинов. Так Книва объяснил. У соседа, который им секиру в аренду сдал, меча нет. Поэтому и пришел он в такое смущение, когда потребовали у него боги оружие, чтобы на битву идти. Он же не знал, что богам оружие надо не для воинской потехи, а так, поразмяться. И тут же любознательный юноша не замедлил поинтересоваться: когда боги эту самую битву планируют? Может, завтра? Или послезавтра? Такие вещи лучше не откладывать...

Коршунов ответил уклончиво: скоро, мол. Может, завтра-послезавтра... Там видно будет. Как время наступит, Книва сам увидит. Мимо него не пройдет. Пацан жутко обрадовался: неужели боги его с собой возьмут, ратоборствовать?

Коршунов великодушно пообещал. Если что, потом всегда можно сослаться на языковой барьер: мол, не так ты меня понял, брат Книва.

"Мыться" - "твэхан" или "свэхан". С "твэхан" тут, похоже, большие проблемы.

Запах подрумянившегося поросенка смешивался с запахом дыма. Коршунов проглотил слюну.

"Я" - "ик". "Ты" - "зу". Или "су", никак не понять. "Мое" - "миина". "Дай" - "гиба". А если строго потребовать - "гибанд".

Командир плеснул на угли водичкой: чтоб не подгорало.

– Ну что, - сказал он.
– Будем считать, что первый контакт у нас прошел удачно.

Дурацкий эпизод с секирой имел неожиданные последствия. Местные перестали прятаться по домам.

Странный какой-то этот мир.

– Кстати, Генка, а у НАС в том месте, откуда излучение засекли, что находится? Я тут прикидывал и так и сяк...

– Я бывал в тех местах, - сказал Черепанов.
– Ничего там особого нет. Водохранилище. А вокруг несколько совхозов. И все. Это-то меня и удивляет.
– Командир пошевелил палкой угли.
– В том месте вроде никаких объектов нет. Там затопленные районы. Их после войны затопили, когда Днепрогэс восстанавливали. Каскады водохранилищ...

– А-а-а...

Дерево на здешнем языке будет "багмс" или "бахмс". А еще - "терва". Правда, в чем разница между "багмс" и "терва", непонятно. Книва тщился объяснить, но не смог.

Все-таки странный язык у здешних. Иногда полное ощущение, что по-русски говорят, иногда - будто финскую речь слышишь. А вслушаешься что-то безмерно чужое ощущается.

– Надо бы нам, Леха, бабки подбить, - сказал Геннадий.

– В смысле?

– Чем мы располагаем и тому подобное.

– Опись имущества?

– Нет. Навыков. Ты, к примеру, землю пахать умеешь?

– Я же сказал, что в фермеры меня не тянет.

– Я помню. Так умеешь или нет?

– Нет, не умею. И ты тоже, могу поспорить.

– Не умею. А охотиться?

– Нет. Да и что толку - был бы я охотник? Ружье где взять? А с луком да рогатиной - это же совсем другой расклад.

– Не скажи!
– возразил Черепанов.
– Зверь, он зверь и есть. И следы такие же оставляет, и привычки-Коршунов с интересом поглядел на командира.

– А ты в этом рубишь?
– спросил он.

– Самую малость. Считай, что я больше с тем самым ружьишком, которого у нас нет на номере, стоял. Плюс навыки выживания.

– Ну, навыки выживания и у меня есть!
– самонадеянно заявил Алексей.

Подполковник хмыкнул, но комментировать не стал.

– Зато я, Генка, рыбачить умею!
– сообщил Коршунов.
– А рыбы тут прорва. Я сегодня видел, как барбоска одна голову рыбью жрала. Так если по голове судить, здесь в этой реке такие рыбины ходят... Мечта! Нам и не снилось! Слышь, командир, давай завтра на рыбалку сходим?

Черепанов встал. С наслаждением потянулся.

– Давай!
– настаивал Коршунов.
– Ухи поедим. Я - рыбак заядлый.

– Угу, - Черепанов ухмыльнулся.
– Спереди крючок, сзади дурачок, что это?

– Шутки твои брить пора, - буркнул Коршунов.

– Дурачка я вижу, - Геннадий сделал соответствующий жест, если вдруг непонятно, кого он имеет в виду.
– А вот все остальное... Хотя леска и крючки в НЗ должны быть....

– А я знаю, как рыба по-здешнему будет!
– похвастался Коршунов.

– Как?

– Фиск. Или фиске, как больше нравится. Они все равно понимают. Со жратвой разберемся. А вот с оружием....

– Это ты верно поймал, - согласился Черепанов.
– Было бы тут житье спокойное, не стали бы аборигены частокол на холме ставить. Соображения есть по этому поводу?