К закрытию торгов 29 октября рынок опустился на 39,6 процента по сравнению с сентябрьским пиком; конечно, это пугало, но выглядит не так страшно, как падение цен в 1973–1974, 2000–2002 и 2007–2009 годах. Кроме того, к середине апреля 1930 года цены на акции уже компенсировали более двух пятых потерь [127].

Накануне кризиса 1907 года лишь малая часть американцев владела акциями, даже к 1929 году эта цифра выросла до примерно 10 процентов от общей численности населения, поэтому первоначальное падение 1929 года оказало слабое прямое экономическое влияние на население в целом414. Но за несколько следующих лет «отрава» проникла в средоточие деловой активности, то есть в банковскую систему, и экономика вошла в штопор. К середине 1932 года цены на акции упали почти на 90 процентов по сравнению с пиковым уровнем 1929 года. 11 декабря 1931 года, за шесть месяцев до достижения рыночного дна в середине 1932 года, частный инвестор по имени Бенджамин Рот записал в своем дневнике:

«Очень консервативный молодой женатый мужчина со множеством иждивенцев-домочадцев рассказывал мне, что за последние 10 лет ему удалось выплатить ипотеку за свой дом. Несколько недель назад он взял новый кредит в 5000 долларов и вложил полученные средства в надежные акции для долгосрочного инвестирования. Думаю, через два-три года он получит солидную прибыль. Принято считать, что надежные акции и облигации сегодня можно покупать по очень привлекательным ценам. Правда, беда в том, что ни у кого нет денег на покупку»415.

Промышленный индекс Доу-Джонса за 1925–1935 гг.

Публика без средств начинает выражать недовольство, и, как было в 1720 и 1848 году, требовать скальпы виновников. Сатирик Фред Швед выразился предельно лаконично: «Пострадавший клиент определенно предпочитает верить в то, что его ограбили, а не в то, что он сам сглупил по советам глупцов»416. К 1929 году Ситибанк имел 230 000 клиентов; невозможно доподлинно установить, сколько из них открыли брокерские счета в компании Митчелла, но количество таких людей исчислялось, по крайней мере, десятками тысяч, если не больше417. В отличие от клиентов других брокеров, которые охотно приходили в конторы ради покупки ценных бумаг, клиенты Митчелла искали безопасности для своих денег в коммерческом банке – но выяснилось, что с тем же успехом они могли пойти в бордель.

Судьба явила Чарли Митчеллу самого невероятного ангела-мстителя, какого только можно было ожидать, – острого на язык адвоката итальянского происхождения Фердинанда Пекору, которому пришлось бросить учебу, когда его отец, рабочий обувной фабрики, получил инвалидность на производстве. Пекора ушел из колледжа в конце 1890-х годах, чтобы помогать родителям, братьям и сестрам, но все же сумел каким-то образом получить юридическое образование. Впоследствии он долго трудился помощником окружного прокурора в Нью-Йорке и выиграл ряд финансовых дел.

Обвал фондового рынка и последующая откровенная игра на понижение побудили сенатскую комиссию по банковскому делу и валюте затеять расследование положения дел в сфере ценных бумаг. Слушания начались в 1932 году, Митчелла допросили заодно со многими другими финансистами. Результаты допросов оказались настолько неудовлетворительными, что комиссия уволила двух первых следователей.

Блестящие способности Пекоры к перекрестным допросам привлекли внимание Бейнбриджа Колби, видного юриста и госсекретаря администрации Вудро Вильсона; он рекомендовал молодого помощника окружного прокурора республиканцу Питеру Норбеку, прежнему председателю комиссии, который отчаянно искал замену предыдущим следователям418.

Пекора начал работать главным юрисконсультом комиссии 24 января 1933 года; ему пришлось сразу же брать, что называется, быка за рога. При первом расследовании (рассматривались трасты Инсулла), всего через три недели после назначения, он не добился никаких успехов, поэтому, когда 21 февраля 1933 года на заседание прибыл высокий, импозантный, загорелый и в высшей степени самоуверенный Митчелл, многие решили, что новый главный юрисконсульт ему не ровня.

Но вскоре Пекора продемонстрировал, что его рано списывать со счетов: он доминировал на слушаниях и настолько уверенно вел допросы, что в историю этот эпизод вошел как «комиссия Пекоры». Мы видели, что изрядное богатство внушает его обладателям чрезмерную самоуверенность, а она, в свою очередь, мешает трезвой самооценке, что чревато фатальными последствиями при криминальном поведении. Кроме того, преступные предприятия обыкновенно лишают своих участников какого бы то ни было внимания к моральной стороне дела: деятельность таких организаций воспринимается как нормальная и даже достойная похвалы.

То же самое нередко свойственно финансовым мошенникам в компаниях, где сотрудники учатся рационализировать свое поведение как направленное на интересы клиентов. Это касается в первую очередь харизматичных и успешных корпоративных лидеров; как гласит старое присловье, рыба гниет с головы. Пекора, знаток преступного поведения, быстро понял, что Митчелл (что типично для корпоративных воротил) не видит ничего незаконного или этически недопустимого в практиках компании «Нэшнл сити» и что наиболее эффективным в данной ситуации будет попросту попросить его объяснить, как он руководил своими продавцами. За восемь дней свидетельских показаний Пекора полностью утопил надменного Митчелла в моральном болоте, методично, вежливо и сдержанно выпытывая подробности торговых операций «Нэшнл сити».

Сколько Митчеллу приходилось платить продавцам, чтобы стимулировать их продавать акции и облигации? Немного, отвечал Митчелл, всего около 25 000 долларов в год (в то время средний американский рабочий зарабатывал 800 долларов в год). Как компания оплачивала труд своих руководителей? В соответствии с прибылью от продажи ценных бумаг, а не в соответствии с тем, насколько прибыльными эти бумаги оказывались для клиентов. Сколько денег принесла Митчеллу эта схема? Более миллиона долларов в год – неслыханный доход даже для самых высокопоставленных руководителей того времени.