До 1929 года успешные бизнесмены обладали почти культовым статусом верховных арбитров в вопросах общественного блага; но на какой-то срок после 1933 года «комиссия Пекоры» сделала Уолл-стрит главным врагом нации. В обиход также вошло уничижительное слово «банкстер» – за два поколения до того, как оно возродилось на волне мирового финансового кризиса 2007–2009 годов.

Слушания завершились 2 марта, всего за два дня до инаугурации Франклина Д. Рузвельта и на фоне массового банкротства банков, которое современные историки экономики приписывают в том числе предвыборной риторике Рузвельта, прежде всего его угрозам девальвировать доллар по отношению к золоту, что в конечном счете и было сделано424. Общественность жаждала мести, и через два месяца после слушаний Митчелл оказался под судом по обвинению в мошенничестве. Как и в случаях Бланта и Хадсона, Митчелл, вероятно, не совершал ничего такого, что противоречило бы мягким финансовым законам того времени, и его оправдали по всем пунктам обвинения, хотя позже ему пришлось договариваться с государством относительно задолженности по уплате налогов. За следующие два десятилетия он сумел даже восстановить некое подобие былого богатства и респектабельности; в его особняке на Пятой авеню ныне размещается консульство Франции.

Как в истории с крахом компании Южных морей двумя столетиями ранее, законодатели отреагировали с опозданием. Через пятнадцать месяцев после слушаний президент Рузвельт подписал целый пакет законов о ценных бумагах, разработанных по итогам заседаний «комиссии Пекоры», включая сюда и закон Гласса-Стиголла, который строго отделял инвестиционную деятельность от коммерческого банкинга; закон о ценных бумагах в редакциях 1933 и 1934 годов, который регулировал выпуск ценных бумаг и правила торговли; и закон об инвестиционных компаниях 1940 года, который определял рамки полномочий финансовых консультантов и инвестиционных фондов, прародителей сегодняшних паевых инвестиционных фондов.

По иронии судьбы первым председателем комиссии по ценным бумагам и биржам, учрежденной по закону 1934 года и призванной обеспечить выполнение его положений, был не кто иной, как завзятый инвестор-махинатор Джозеф П. Кеннеди-старший. Когда Рузвельту указали на это несоответствие, президент пошутил: «Чтобы поймать вора, нужен другой вор»425.

О том, как реагировали современники, можно судить по очерку сатирика Фреда Шведа, который с присущим ему сухим юмором объяснял:

«В 1929 году роскошный клубный вагон утром каждого буднего дня въезжал на вокзал Пенсильвания-стейшн. Когда поезд останавливался, множество миллионеров, коротавших поездку за игрой в бридж, чтением газет и сравнением состояний, выходило из передней части вагона. Возле двери стояла серебряная чаша с монетками. Те, кто нуждался в мелочи для поездки на метро в центр города, брали по монете. Им не требовалось оставлять залог, ибо это были не деньги, а нечто из тех незначительных удобств, которые раздаются бесплатно, вроде зубочисток. Всего-то пять центов!

Имеется немало объяснений внезапной катастрофы в октябре 1929 года. Лично мне нравится думать, что взор Иеговы, гневного божества, случайно упал на эту чашу. В приступе понятного раздражения Иегова сокрушил финансовый хребет Соединенных Штатов Америки и так позаботился о том, чтобы чаша бесплатных монеток исчезла навсегда»426.

Цитата, апокрифически приписываемая Альберту Эйнштейну, утверждает, что мощнейшей силой во Вселенной является сложный процент. Но это ошибка: амнезия куда сильнее. Всего через два года после слушаний «комиссии Пекоры» Фредерик Льюис Аллен прозорливо замечал:

«Святой Георгий нападает на дракона, и ему яростно аплодируют; но наступает время, когда святой Георгий умирает, публика расходится, а преемник святого Георгия находит дракона приятным собеседником и начинает задаваться вопросом, зачем вообще понадобилось кому-то убивать драконов. Времена изменились, так ли уж надо теперь карать дракона по всей суровости? Ведь вполне достаточно умеренных ограничений»427.

Когда «комиссия Пекоры» исчезла из национальной памяти, святой Георгий не только потерял бдительность, но и очутился, истекая кровью, на обочине дороги, уже неспособный защитить людей, которые предпочли забыть о Раскобе, Инсулле и Митчелле, поддавшись чарам их наследников конца двадцатого столетия.

Глава восьмая

Корова апокалипсиса [128]

Cкажи сынам Израилевым, пусть приведут тебе рыжую телицу без порока, у которой нет недостатка и на которой не было ярма. Чис 19:2

В двадцатом столетии одна некогда малоизвестная протестантская секта внезапно ворвалась на американскую религиозную и политическую сцену, сделалась влиятельным общественным движением не только в Соединенных Штатах Америки, но и во всем мире. Не будет преувеличением назвать это событие религиозной массовой манией, которая уже привела к ряду печальных инцидентов и которая в отдаленной перспективе чревата Армагеддоном. Пожалуй, наглядной иллюстрацией здесь может послужить небольшой эпизод из жизни израильских животноводов.

В середине 1990-х годов Юби Гилад, молочник из ортодоксальной сельскохозяйственной общины Кфар-Хасидим в долине Изреель на севере Израиля, столкнулся с немалыми трудностями, когда у него возникло желание оплодотворить одну из своих коров голштинской породы. В Швейцарии он заказал бычью сперму, и в августе 1996 года черно-белая корова Гилада произвела на свет Мелоди, телку поразительного рыжего окраса. Для горстки иудеев и христиан все сразу стало ясно – конец света воистину близок. Если коротко, в рыжей Мелоди узрели телицу Апокалипсиса428.

Подобно алой шерстяной нитке, сюжет о «бычьем катаклизме» пронизывает почти три тысячи лет истории милленаризма. Древние израильтяне верили, что любой, соприкоснувшийся с мертвым телом или находившийся с ним под одной крышей, нечист и потому не может войти в Иерусалимский храм. В те дни запрет распространялся на всех, кроме младенцев. От этой нечистоты можно было избавиться, как гласил вышеприведенный эпиграф из книги Чисел, только посредством особого ритуала, когда священники приносили в жертву телицу (молодую корову, никогда не рожавшую) чисто рыжего окраса, которая никогда не ходила под ярмом и была без единого изъяна. Ее забивали и сжигали на костре заодно с красной шерстью, веткой кедра и веточкой иссопа. Обряд совершался на Елеонской горе, что возвышалась над храмом; пепел телицы смешивали с чистой водой из источника Шилоах. Вот если (и никак иначе) окропить нечистого человека водой с пеплом, на третий и на седьмой дни после соприкосновения с мертвой плотью, скверна с него сойдет429.