Шрифт:
Разрушение Второго храма римлянами в 70 году н. э. сделало невозможным выполнение этой сложной процедуры. Спустя тысячелетие великий еврейский интеллектуал Средневековья Маймонид попытался разобраться в утратившем смысл ритуале очищения.
Маймонид родился в исламской Испании около 1135 года. Он преуспел в учебе, стал практиковать медицину и в конечном счете возглавил иудейскую общину Каира в пору, когда Восток бурлил из-за вторжения крестоносцев. Его самым значительным достижением оказалась Мишна Тора, компендиум этических норм и законов иудаизма. Но обоснование ритуального очищения привело в замешательство даже этого великого ученого, который обозначил его как chok (тайна): «Сие не подлежит постижению человеческим разумом»430. Впрочем, историю обряда Маймонид все-таки описал:
«Первую [священную рыжую телицу] принес в жертву наш учитель Моисей. Вторую пожертвовал пророк Ездра. Еще семь были пожертвованы до разрушения Второго храма. А десятую принесет царь Машиах [мессия], да предстанет он нам как можно скорее. Аминь, и да исполнится воля Божья»431.
Вот почему для некоторых евреев и христиан рождение Мелоди оказалось своего рода провозвестием: в этой телке увидели десятую по счету рыжую телицу, знак пришествия Мессии. Крошечное меньшинство верующих не сомневалось в том, что рождение рыжей телицы без изъянов знаменует собой следующий порядок событий (в подробности не вдаемся): неминуемое вознесение правоверных на небеса, наступление часа расплаты и титаническая битва с антихристом, глобальный хаос и адское пламя повсюду, возвращение Иисуса и Его тысячелетнее правление, завершающий суд Божий и, наконец, финал всего.
История Мелоди нашла отклик в сердцах, потому что эта история неразрывно связана с наиболее известным и опасным массовым заблуждением, которое красной нитью проходит через жизнь человечества, а именно – с нарративом последних времен. В новое и новейшее время подобные сюжеты породили множество трагедий: от катастрофического безумия анабаптистов до многочисленных относительно малых трагедий, вроде эпизода с Храмом солнца.
За последние полвека сложилась новая, своеобразная форма нарратива о последних временах; этой форме ныне привержено большинство протестантов-евангелистов. Речь о «диспенсационализме», который привел к возникновению вероучения, прочно утвердившегося в Америке и расколовшего американское общество на два лагеря с принципиально разными мировоззрениями. Печальнее всего то, что история, схожая с историей Мелоди, может однажды превратиться в катастрофическое самоисполняющееся пророчество, причем вовсе не так, как это воображают иудеи, христиане и мусульмане.
* * *
Вскоре после рождения Мелоди о телице узнал раввин-фундаменталист по имени Исраэль Ариэль. Он объявил телицу подходящей для жертвоприношения, и этот сюжет широко распространили печатные средства массовой информации, а затем его подхватило телевидение: журналисты крупных американских и европейских телеканалов с усмешкой рассказывали с телеэкранов о корове Апокалипсиса и конце вселенной.
В Израиле людям было не до насмешек; один местный журналист назвал Мелоди «четвероногой бомбой… способной воспламенить весь регион ничуть не хуже неконвенционного оружия в руках иранских аятолл»432. К счастью, внимательные наблюдатели заметили белые волоски на вымени телицы уже вскоре после ее рождения, а с появлением волосков того же цвета на хвосте у животного в возрасте одного года раввины признали Мелоди непригодной. (Для ритуального жертвоприношения нужна трехлетняя рыжая телица без малейшего изъяна.)
Сходство между иудейской эсхатологией, воплотившейся в истории Мелоди, и христианской теологией последних времен, будь то учение Мюнцера, анабаптистское безумие, пятый монархизм или миллеризм, очевидно. С богословской точки зрения три из четырех перечисленных христианских истерий являются «премилленаристскими»: возвращения Иисуса ожидали до наступления тысячелетнего царства, которое пока не утвердилось на земле. (Особняком стоит пятый монархизм, который содержит элементы премилленаризма и постмилленаризма.) При этом Второе пришествие Христа как знак тысячелетнего царства непременно воображалось как драматическое, обыкновенно исполненное насилия событие.
А вот в более раннем и более традиционном богословии, скажем, у святого Августина, учения которого придерживаются современный католицизм и большинство основных протестантских сект, идее тысячелетнего царства придается куда меньшее значение: драматического возвращения Иисуса ради тысячелетнего правления ждать не принято. Эта более традиционная «амилленаристская» схема описывает конец света куда менее красочно, и ее нарратив вследствие психологической установки «зло сильнее добра» оказывается менее убедительным.
* * *
Во второй половине девятнадцатого столетия сложилось очередное, еще более драматическое, жестокое и убедительное учение конца времен – учение, которое оказывало все большее влияние на жизнь простых американцев. Согласно этому учению, мир настолько погряз в развращенности, что его уже невозможно спасти или улучшить усилиями простых людей. Требуется божественное вмешательство, которое подразумевает вознесение праведных, годы скорби, Армагеддон и Страшный суд.
Эта последовательность конца времен не соответствует общепринятым католической и протестантской доктринам. Более века назад большинство христиан по обе стороны Атлантики отказались от представления о полной достоверности Библии. Тем самым священники-реформаторы оттолкнули от себя немалую часть паствы, ведь, как показывают опросы фондов Гэллапа и Пью, даже сегодня около четверти американцев верят, что Библия – это подлинное Слово Божье. Приблизительно столько же верят, что Иисус вернется к людям еще при их жизни, а 61 процент американцев уверен в существовании сатаны, причем в начале двадцатого столетия все эти процентные соотношения почти наверняка были выше433. Такие американцы не желают отказываться от утешения, даруемого библейскими книгами, которые толкуются буквально, и принимать современные научные знания и моральную двусмысленность нынешних церковников, признающих иудаизм, католицизм и даже, не приведи Господь, атеизм.