— Вы пытались отправить его сознание в прошлое, — сказал я. — И, вполне вероятно, что у вас это даже получилось. Но на его место пришел кто-то другой. Кто-то, кто расценил ваше поведение, как враждебное, а может быть, он агрессивен от природы. Катастрофа случилась именно в этот момент, цинты подключились к ней позже.

— Значит, ты думаешь, что это уже не Игорь?

Сейчас была не его очередь спрашивать, но я все равно ответил.

— Нет.

— Очевидцы говорят, что он пользовался оружием симбов.

— Это я уже точно объяснить не могу.

— Сегодня утром он напал на отряд цинтов, находившийся на контрольно-пропускном посту в ленинградской области, и полностью его уничтожил.

— В новостях об этом ничего не писали.

— Потому что новости контролируют оккупанты, и они не хотят сообщать кому бы то ни было о своих проблемах, но у нас есть свои источники информации.

— Пусть так, — сказал я. — Я даже не знал, что в области есть контрольно-пропускные посты.

— До вчерашнего дня их и не было, — сказал он. — Цинты засуетились. Происходит что-то, что им не по нраву.

— И где был расположен этот пост?

— На Мурманском шоссе, в десяти километрах от кольцевой.

— Что ж, — сказал я. — Похоже, что кем бы он ни был, он идет в город.

— Есть какие-нибудь мысли, зачем?

Похоже, мы уже перестали играть в «вопрос-ответ», но я уже узнал все, что хотел. Дело в том, что и хотел-то я от них крайне немного. Ответами на действительно интересующие меня вопросы Сопротивление не обладало. Их следовало искать в каком-то другом месте.

— Я думаю, что он самурай, — сказал я. — Классический вымирающий вид.

— И что? Как это объясняет выбор направления?

— Это же очевидно, — сказал я. — Самурай всегда выбирает путь, ведущий к смерти.

Он досадливо поморщился.

— Это расхожая фраза, но я никогда не понимал ее смысла.

В этот момент мне даже стало его жаль. Он не понимал одну из основополагающих вещей, на которых должно строиться мировоззрение нормального человека.

— Лишь презрение к смерти открывает доступ к настоящей жизни, — сказал я.

— А можно тоже самое, только на не пафосном языке? — спросил он.

«Да, очень любопытно», — поддакнул ему Сэм.

— Он не приспособлен к жизни в этом мире, — сказал я, решив объяснить все так, как будто оба задавших этот вопрос были несмышлеными детьми. — И в меру определенной негибкости, свойственной всему этому сословию, он никогда к ней не приспособится, а значит, здесь у него может быть только одна цель — достойно умереть. Достойно умереть самураю полагается в бою с врагами. Цинты — его враги, или он почему-то считает их таковыми. Где больше всего цинтов? В городе. Вот он и идет сюда.

— Почему ты так уверен, что он самурай? — спросил повстанец. — Только потому, что он говорил по-японски?

— Я уверен, потому что я с ним дрался, — сказал я. — Его оружие и его манера боя не оставляют места для двойной трактовки.

«То есть, он — как ты, только ты считаешь себя более гибким?»

Этот вопрос Сэма я проигнорировал.

— И как ты расцениваешь его шансы?

— Шанс достойно умереть у него очень высокий, — сказал я. — Практически стопроцентный.

— Жаль, что нам не удастся убедить его встать на нашу сторону, — сказал он.

— У вас вообще проблема в завоевании союзников, — заметил я.

— Да, ошибка московского филиала дорого нам обошлась, — сказал он. — Поручик, скажи откровенно, у нас с тобой есть хоть какие-то шансы?

— После того, что я сделал? — спросил я. — Я удивлен, что вы не пришли за моей головой.

— Ты себе не представляешь, чего мне стоило пробить у командования хотя бы этот разговор, — сказал он. — Разумеется, большинство в нашей организации за то, чтобы тебя ликвидировать.

— А меньшинство?

— Меньшинство за то, чтобы просто забыть о твоем существовании, потому что сомневается в целесообразности боевой операции. То есть, они уверены, что могут тебя уложить, но понимают, что за это придется заплатить очень высокой ценой.

— Значит, твой голос…

— Это голос статистической погрешности, который почему-то был услышан, — сказал он. — Большую роль сыграло то, что ты не перебил там всех, хотя мог. И отпустил научного руководителя, пусть и всадив в него лошадиную дозу снотворного.