Я сочла возможным отпраздновать маленькую победу, так что позволила себе улыбнуться, когда увидела ошарашенное лицо старосты.

– Надо бы ознакомиться, что думаешь? – я вцепилась в несколько толстых гроссбухов, которые принесла девушка, после чего уселась в беседку и раскрыла первую попавшуюся книгу. Тонким бисерным почерком с многочисленными завитушками были указаны суммы прихода, расхода и прочие записи. То есть, они ещё и сумели умыкнуть старые приходные книги, которые вела мама ребят? Голову даю на отсечение, что это именно она занималась хозяйством, а не её супруг…

Впрочем, после её смерти записи были редкие и хаотичные… а то и вовсе отсутствовали. Но, в последнее время, все графы были прилежно заполнены, все суммы вписаны размашистым корявым почерком. Педантично подсчитана и полученная прибыль, и оплата налогов за аренду земли, и даже сколько и кто именно воровал в садах. Ах, простите, осуществлял обязательные работы, конечно. Что это? Неужели он настолько уверовал в свою безнаказанность?

Одним словом, очень полезные тетрадочки, очень. По всему выходило, что мозгов для того, чтобы вести «двойную бухгалтерию», у Клода не хватало, да и не боялся он никого. Это же не дед Гаспар с ребятами, которые опасались даже комариного писка и сидели, боясь нос высунуть из дома.

Так что моё желание проверить тетради явилось для него настолько неприятным сюрпризом, что Клод сделал всё для того, чтобы я их не увидела. По мере того, как я водила пальцем по колонкам с доходами, мужик то краснел, то бледнел. В любом случае, ничего хорошего он от меня не чаял получить. И правильно думал, конечно же. Не могу сказать, что я из тех людей, которые готовы подставить вторую щёку и всё такое…

– Деньги вы мне все вернёте! – после долгого молчания произнесла я. – До последней медяшки. У тебя тут, - я потрясла у него перед носом увесистым гроссбухом, - вся информация есть. Кто, когда и сколько воровал. Очень удобно, кстати.

Мужик понуро закивал головой, тем самым давая мне понять, как ему стыдно за подобный проступок.

– Только долги я буду забирать лично. Часть деньгами заберу, часть работами в общих садах. На каждый сад будет назначено несколько семей и спрос с них будет, да ещё какой! Кроме того, не так давно вы все хотели помочь мне с ремонтом дома. Я вас не ограничиваю в этом похвальном стремлении – помочь мне с ремонтом. На добровольных начала, конечно.

Мне показалось или он с некоторым облегчением выдохнул? Надо же…

– И ещё! Ты больше не староста! – осенило меня.

И зачем я это сказала? Раздался столь впечатляющий «плач Ярославны», что даже дочка Клода выползла из дома, решив поинтересоваться, что случилось и кто у нас помер.

Глава 26

– Не губи, госпожа! Не лишай меня должности старосты местного! Отец мой всю свою жизнь за крестьян наших душою радел, дед вот, тоже, а я… Малых детушек без кормильца не оставляй! Они же ни в чём неповинные, кровиночки-то мои… ой, и ждёт их доля незавидная, доля сиротская. За ради куска хлеба спину горбатить деткам моим придётся! Пойдём мы все тогда приблудышами по людям. Милостыньку просить станем… ы-ы… к ограде дома господского подойдём и будем смотреть, как… как… - с видом опытной плакальщицы на похоронах начал Клод, подвывая и заламывая руки.

– …как мы пряники с халвой едим и над вами смеёмся, - помогла я найти нужные слова, не собираясь смягчаться и сочувствовать большому крестьянскому горю, чёрствая я, чёрствая!

Мужик слегка опешил, резко замолчал и с сомнением посмотрел на меня, мол, а не издеваюсь ли я, часом, над его горем великим.

Стоящая рядом с Клодом доченька мало походила на образ «малых детушек», как я себе их представляла. Она молча смотрела на рыдающего папаню и в недоумении переминалась с ноги на ногу. На концерт подтянулась и супруга бывшего старосты с волочившимся за ней дедом Гаспаром в арьергарде. Тётка не совсем поняла, что тут творится, одно было для неё предельно ясно: «Нас оскорбили. Оскорбили и обвинили. И унизили». Как не крути, но супруга нужно поддержать. Пока не слишком понятно, по какой причине произошло «унижение и оскорбление»… но насколько это вообще важно?

В результате, помимо визгливых причитаний Клода, мои уши теперь терзал ещё и сочный бас его супруги.

– Вот уж горе, так горе! – картинно раскинув руки в стороны, словно на «Титанике», вопрошала старостиха, которая ринулась к калитке для того, чтобы получить поддержку соплеменников.

– А вот за дело вам, ироды паскудские! – неизвестно, отчего обрадовался дед Гаспар и показал старостихе маленький сморщенный кулак. – Не всё вам над нами смываться, хозяйка у нас слов на ветер не бросает. Строгая, но справедливая! Это мы с детями ишшо вчерась узнали, когда она, только ступив за ограду дома, тут же пообещала, что прогонит, ежели что.

Судя по поражённому взгляду, который подарила мне тётка, она явно не ожидала от меня, вполне миролюбивого на вид человека, подобную неоправданную жестокость. Ну, ещё бы! Дедушка же забыл упомянуть о том, что «прогнать и развоплотить» я обещала потустороннее существо, благодаря которому у бедняги Сионе глаз ещё полдня дёргался.

Односельчане чутко прислушивались к разгорающемуся скандалу, об этом свидетельствовали напряжённо вытянутые крестьянские шеи и тревожное выражение глаз. Однако, они предпочитали сочувствовать горю старосты издалека, не покидая густую зелень собственных садов. Когда обвиняемые стали повторяться и путаться в количестве собственных, голодающих детей, я поняла, что ничего интересного больше не услышу, а это значит, что нужно сворачивать визит. Я плотнее зажала под мышками учётные книги и прошла к садовой калитке.