Я сделала себе в уме пометку никогда не пугать Лапочку, после чего вновь стала внимательно слушать девочку. По её словам, напуганная Лапочка решила, что тот факт, что она покакала возле ног возчика, был явно недостаточен, так что она подняла хвост для того, чтобы повторно опорожниться. Крестьянин издал свой первый, негодующий, вопль, и брезгливо отбежал в сторону. Но разъехавшиеся на коровьих лепёшках ноги подвели его, и он шлёпнулся на четвереньки, издав второй вопль, вопль ярости и огорчения. С одной стороны, его можно понять, не каждый же день оказываешься в подобной ситуации. Однако, отчего крестьянин назначил причиной своих бед вовсе не собственную неуклюжесть, а безвинное животное? Непонятно. Во всяком случае, он ревел раненым бизоном и грозил бедняжке страшными карами.

Но тут Лапочка, услышав все непотребства, выставила единственный рог и сочла себя уязвлённой в лучших чувствах. В результате обиженный решил спастись бегством, и вопли крестьянина сменились с разъярённых на испуганные. На крики подтянулись остальные домочадцы, пытающиеся оказать посильную помощь незадачливому мужику. Так что мы попали на кульминацию представления. Возница бодро бежал по дорожке, иногда оглядываясь назад и распространяя за собой шлейф из невыразимого аромата. Следом тяжело бежала Лапочка с опущенным вниз рогом, ну, а там по списку.

– И кто ето говорил, будто раскормили мы заздря животину нашу? – дед Гаспар озорно подмигнул нам и окинул сияющим взглядом возчика, который тяжело бежал, петляя по дорожкам, выматывая корову. – Я так погляжу, так питание только на пользу ей пошло.

Я не могла не согласиться с тем, что корова, вне всякого сомнения, находится в отличной физической форме. Однако, этот балаган нужно завершать – преследуемый Лапочкой передвигается уже без былой резвости, хрипы и стоны даже отсюда слышны. Ещё немного, и он просто упадёт под ноги коровы, которая пока не выказывала признаков утомления от забега.

Очевидно, что понимал это и сам крестьянин, потому что бросил последние силы на преодоления расстояния до одиноко стоящего вишнёвого дерева. Он в два удара сердца подпрыгнул и повис на одной из нижних ветвей дерева. Такого святотатства дед Гаспар вынести уже не смог. Оно и верно – разве ж такое можно допустить? Да ещё и с грязными портками?

Старик, судя по его разгневанному лицу, собирался отстоять дерево и решил просто сбить палкой мужика. Лапочка наклонила голову и что есть мочи, боднула рогом ствол дерева. Крестьянин закачался, но хват устоял внешнему воздействию.

– Слезай! – голосил дед Гаспар, тряся своей палкой, как булавой. – Слезай, кому сказано! Да что же это деется на свете белом? Пропал наш урожай, говорю вам, точно пропал!

– Но мы не едим вишню, - робко вклинился Демиэн, когда дед набирал в грудь воздуха для следующего вздоха.

– То раньше было! – не сдавался дедуся и подпрыгнул, пытаясь достать палкой крестьянина, висевшего на ветке дерева. – А нонече всё иначе будет!

Тот стоически молчал, крепко вцепившись, и только изредка махал ногами, когда прыжки деда были совсем уж надоедливыми. Леони вызвалась отвести Лапочку в сарай для того, чтобы убрать хотя бы один раздражающий фактор, корова сопротивлялась, но Леони, как потомственная крестьянка, знала особый подход к животному, отчего та с неохотой двинулась вперёд.

– Ну что, так и будешь висеть на ветке? – начала злиться я.

Мужик замычал что-то нечленораздельное, посмотрел вниз и зажмурился. Из чего я сделала вывод, что будет. Он подтянулся на дрожащих руках и уселся на нижней ветке, чем вызвал новую волну гнева дедули. Гаспар поднял палку повыше и огрел ею туда, куда смог достать – по сапогу пострадавшего. Тот посмотрел вниз безумным взглядом и полез выше, вызвав при этом новый горестный вопль из глотки старика.

– Дедуля прав, нужно стаскивать его с дерева, – повар Симон подошёл ко мне, наклонился и скрестил руки на груди, с интересом наблюдая за действом, - чёрт с ними, с вишнями, но не останется же он жить на дереве?

Я равнодушно пожала плечами, заметив, что и остался бы – мне это абсолютно безразлично, чем вызвала новую волну гнева от деда Гаспара. По его словам, оставлять мужика проживать на вишне он не может по объективным причинам. И главная из них – опасение, что ничто, ровно ничто не помешает ему перебраться на другие деревья и испачкать ещё и их.

– Резонно! – состроил понимающее лицо Симон, услышав доводы деда.

– Всё по факту! – подтвердила я и с сосредоточенным видом подняла голову наверх.

Дед заметался возле дерева, напуганный собственными словами. После чего попросил ребят отыскать для него что-то более действенное, нежели простая палка. Дети понимающе кивнули, и вот уже наш арсенал убеждения пополнился такой здоровой металлической загогулиной – каминной кочергой, а также длинной палкой со здоровым гвоздём на конце – бывшее узилище Лапочки, и дубовой доской, одной из тех, что были обшиты комнаты на втором этаже.

Я слабо представляла, как с помощью этих предметов можно было заставить спуститься мужика, который уже давно не скулил, а просто сурово молчал, обняв ветку, на которой сидел.