— Ольга Дмитриевна, зайдите к казначею, он просил вам напомнить, — и вид такой, будто я прямо вот что-то не то совершила.

— Что ж вчера-то не сказали, когда я у Матвея Мироныча на совещании была, — усмехаюсь. — В какое время зайти?

— Да лучше сейчас, с утра, — про вчерашний день он промолчал.

— Отлично, вскоре буду.

Я отчаянно пожалела, что Брагин не маг, и я не могу его предупредить, но я ж потом к нему приду? Попозже. А пока — попрощаться с Надеждой, передать привет Курочкину, и шагнуть в управу. Прямо к секретарю.

— Доброе утро, — кивнула ему, — подскажете, куда дальше?

— А вот тут рядом, в углу. Магов мало, только вас и ждут, все вчера за своим пришли. А вам думал сказать, как расходиться будете от Мироныча, а вы все как ускачете куда-то!

— Дело было, — вздохнула я.

И пошла по коридору, туда, где «рядом, в углу». Там за неприметной дверкой обнаружился неприметный же мужичок, и тоже маг.

— Это вы, что ли, пропавшая барышня Филиппова?

— Я, — киваю. — Мне вчера не сказали, пришла сегодня.

— Я вас запомнил, буду сам извещать, — сказал он.

Открыл железный сейф с рельефной надписью «Меллер» и достал оттуда картонную папку, в ней была ведомость. Нашёл моё имя, ткнул пальцем — распишитесь, мол, за своё жалованье. Я взглянула — пятьдесят рублей. За неделю? Ничего так. Надо заскочить домой и дать денег на хозяйство, чтобы нового кофе купили и ещё чего-нибудь.

Казначей отсчитал мне мои рубли, я их аккуратненько сложила в кошель и во внутренний карман тулупа, и поблагодарила.

— Ступайте, да не теряйтесь больше, а то мало ли, вдруг вам денег не нужно? — усмехнулся он.

— Кому это не нужно, разве так бывает? — усмехнулась я в ответ, поблагодарила и откланялась.

Хотела уже бежать в сторону дома, но увидела вдруг знакомое лицо.

— Антип Валерьяныч, вы ли это!

Управляющий Софьи Людвиговны был взят в городскую управу распоряжаться фондом, основу которого составило Софьино наследство. И видимо, прижился.

— Оленька Дмитриевна, какая встреча! Неужто вернулись?

Мы обнялись прямо посреди коридора.

— Вот, вернулась, служу в управе. Как вы, как там у наших дела?

Оказалось — дела идут. Антип Валерьяныч служит в управе — обычной, не магической, а сюда заходит время от времени как раз к казначею Кузьме Федотычу. Софьина горничная Агафья бросила службу в людях, живёт у младшего сына, который женился по осени, и ждёт к лету внука. Говорит — того, что оставила Софья, на рачительную жизнь хватит, значит — можно дальше в люди не ходить.

А Марфуша ныне кухарка большого человека из губернской управы, не просто так. Чиновника по делам приезжих, господина Черемисина Дмитрия Львовича. Потому что, говорят, стряпуха отменная, и умеет не только обычную еду варить, но и изыски всякие, до которых, по слухам, сожительница того Черемисина большая охотница.

— А кто у него сожительница?

— А вот этого уже я не знаю. Не то китаянка, говорят, не то кто-то, ещё более экзотический. Давайте вот что сделаем, Ольга Дмитриевна. Я вас всех жду в воскресенье, к обеду — и Агафьюшку позовём, и Марфушу, вот и расскажете — как в Москву съездили, да как сейчас живёте. Где живёте-то?

— На Третьей Солдатской, дом девять, хозяйку Лукерьей зовут.

— А, которая врачует понемногу? Слыхал, слыхал.

О как, интересно. Лукерья, оказывается, вполне так пользу людям приносит, не только сидит и злится на весь белый свет.

— Она самая. Ладно, Антип Валерьяныч, рада была вас повидать, сама-то сто лет бы ещё собиралась с нынешней моей службой. Увидимся в воскресенье!

Раскланялись, он пошёл к казначею, а я дальше. Начала с дома, и правильно. Потому что туда явился посланный Соколовским Алёшка, парень высокий, плечистый и со всех сторон справный. Дамы мои никак не могли взять в толк, кто он и откуда, и зачем вообще, и тут я как раз появилась.

— Здравствуйте, Алёша. Это Надежда, а это — Лукерья, хозяйки мои.

— Это кто же и откуда? — изумлялась Надежда, а сама глазами так и стреляла в пригожего парня.

— Михаил Севостьянович послал, помочь, если что-то понадобится в работе вашей с Варфоломеем Аверьянычем.

— И что он тут делать будет? — хмурилась Лукерья.

— Так что скажете, — расплылся в улыбке Алёшка. — Могу мебель двигать и таскать, могу гвозди забивать, могу пилить и строгать, могу в лавку бегать.

Они бы ещё долго перепирались, но прибыл Курочкин, оглядел пополнение и изрёк: