Я пошатнулась и ухватилась за косяк.

— Кумарит тебя, да? — хмыкнула девица. — Сейчас, погоди. Хочешь зайти?

В ответ я замотала головой. Порог выглядел непреодолимым препятствием, да и входить внутрь было страшно.

Шалая исчезла в глубине дома, оставив входную дверь нараспашку. Я изо всех сил цеплялась за косяк, обливаясь потом и дрожа от злости.

Ваендис, как всегда великолепная и затянутая в изысканное платье, появилась в дверях три года спустя. Как минимум три, а может, и десять. Время звенело в ушах, и я отчётливо понимала, что переоценила свои силы примерно в бесконечность раз.

Куртизанка стояла передо мной в сиянии золотого убранства своего дома, безгранично прекрасная и отвратительная, словно сама была Вилерией. Опасной, забирающей надежду и толкающей на неблаговидные поступки. Жестокий аватар жестокого мира, восхитительно притягательный и неимоверно отталкивающий одновременно.

— Ваена, мне плохо… — пробормотала я заплетающимся языком. Играть не приходилось, мне и правда было настолько дьюково, что все силы уходили на то, чтобы не упасть. — Мне нужны… конфеты…

— Конфеты? — переспросила она, оценивающе меня разглядывая. — Возвращайся в отель, Лиза. Я пришлю тебе разных конфет.

— Не смогу, Ваена. Не смогу дойти… — выдохнула я и вцепилась в косяк из последних сил.

Она бросила оценивающий взгляд по сторонам, но улица была абсолютно пуста.

— Сюда же ты как-то дошла…

— Доползла. Я буду стоять тут, пока ты не дашь мне конфету, — я посмотрела в бесчувственные красивые глаза куртизанки и всхлипнула: — Пожалуйста… Я просто хочу, чтобы это прекратилось. Я сделаю всё, что ты скажешь. Перееду к тебе хоть завтра. Только дай конфету!

Я молила искренне. Хотела, чтобы всё поскорее закончилось, хотела рухнуть в объятия Мейера и закрыть глаза. Отключиться. Расслабиться. Уснуть. И в то же время понимала, что кошмар только начинается и что его виновница стоит передо мной в кружевном серебристом платье, под которым провокационно угадываются очертания сосков.

— Сейчас не лучшее время, — прошипела Ваендис. — У нас гости. Приходи попозже.

— Не могу, Ваена. Я сдохну! У тебя на крыльце сдохну!

Она поджала губы и сказала:

— Жди!

Перед глазами всё перемешалось. Золотой дом словно ожил и пытался укусить меня дверным проёмом. Я сползла на залитое водой крыльцо и уткнулась лицом в мокрый холодный рукав. Чуть-чуть. Надо продержаться совсем чуть-чуть. Приступ дикой слабости вдруг сменился трясучкой, от которой застучали зубы. Только бы Мейер сейчас не надумал ко мне кинуться. Или пусть бы кинулся? Окружил бы заботой и унёс прочь. Сама не понимала, чего хотела больше.

— Да встань ты, — раздражённо прошипела Ваендис, вздёргивая меня на ноги. — На, держи. Завтра утром придёшь сюда с вещами, поняла? До утра этого хватит. Всё, иди, у нас действительно важные гости.

Она вложила мне в руку два до боли знакомых батончика. Я сжала их в ладони. Рот мгновенно наполнился слюной. Зрение стало резким и чётким, конфеты на ладони словно обвёл тушью сумасшедший художник. Я осторожно разломила одну и полной грудью вдохнула восхитительный, яркий запах льифа. Горько-сладкий, божественно-ядовитый, маняще-запретный.

Я знала, что стоит засунуть батончик в рот, как все мучения закончатся.

Поднесла его к лицу и снова вдохнула.

Искушение было слишком сильным, чтобы устоять.

Глава 22. Расплата

Всё дальнейшее я видела словно на мутном экране старого лампового телевизора. Две незаметные тени вдруг обрели цвет и плотность, скользнули к Ваендис и оттеснили её от входа в Золотой дом. Она возмущённо зашипела и воинственно вскинула руку, но моё зрение уже сфокусировалось на другом. Всё остальное стало лишь фоном, размазалось, замылилось, слилось в пёстрый шум. Я смотрела на батончики в своей руке. Не видела, что сзади подошёл Мейер, только почувствовала, как на живот привычно легла тяжёлая рука, и услышала знакомый до мурашек голос:

— Оно того не стоит.

Умом я понимала. Хотела бросить чёртовы конфеты в лужу у крыльца, но не могла. Хотела отшвырнуть подальше, но безвольно держала в ладони. Хотела растоптать ногами, но вместо этого как завороженная вдыхала знакомый аромат. Всё тело реагировало на близость наркотика, как на самую возбуждающую эротическую сцену: сладкой судорогой скрутило живот, напряглись соски, губы налились кровью в ожидании изысканно горького, дурманящего вкуса. От предвкушения удовольствия даже перестали трястись руки.